Прижался губами к плечу, вернул руку на живот…

— Я в курсе. Это пройдет.

— Пройдет. Когда сдохну…

Умом Агата понимала, что отвечать не надо. Но желчь рвалась. В конце концов, не только же рвать ею из-за того, что наградил своим ребенком. Пусть и ему немного достанется хотя бы в виде слов…

— Чуть раньше, Замочек.

А он вдруг стал до невозможности терпеливым.

Раньше сорвался бы уже сто миллионов раз. Психанул. Напомнил про границы. Из её квартиры свалил бы, хлопнув дверью. Тогда, когда ей ещё было важно его удержать. Той самой наивной дуре.

А сейчас… Желчь терпит. Язвительность терпит. Без секса терпит. Или не терпит…

Агата закрыла глаза, сглатывая…

Ненавидела и себя, и его, за то, что ей почему-то до сих пор было важно… И до сих пор было больно, что он предал. И скорее всего продолжает предавать.

Наверное, именно это самое ужасное.

Ведь боль из-за предательства означала, что она его всё ещё любит… Что она в принципе успела его полюбить.

Мудака. Психа. Самого настоящего морального урода. Которого в детстве не научили ни любви, ни уважению, ничему не научили. Который не чувствует ценности человеческой жизни. Её жизни ценности не чувствует.

Костя продолжал будто бы непроизвольно поглаживать живот Агаты, а ей неистово захотелось снять его руку.

Она взялась за мужское запястье, прилагая усилия, сделала, что хотела, попыталась отодвинуться, хотя уже было практически некуда…

— Шлюх своих трахай. Меня не трогай… Я тебе отказываю. Противно…

Выплюнула в тишину…

Знала, что он такого не любит. Специально вспомнила их договоренность, которую он, заключая, уже предавал.

Знала, что взгляд его сейчас становится более жестким. И скулы тоже скорее всего твердеют…

Но посрать же. На всё посрать.

Даже на то, что он снова тянется к ее боку, накрывает ладонью живот, силой возвращает на место, фиксирует, вжимается возбуждением в ягодицы, а губами в затылок, сначала глубоко дышит, постепенно расслабляется…

Чувствует наверняка, что её бьет дрожь отвращения… Но ему-то похуй…

— У меня жена есть. Перебесишься — поговорим. Спи.

Приказывает. А Агате ничего не остается, как закрыть глаза, сдерживая несущийся к горлу всхлип…

Как же она так попала…

Как же она снова так попала…

По утрам Костя просыпался и уезжал очень рано. По сути, у него не было ни выходных, ни проходных. Не будь Агата так сильно зла, возможно, даже пожалела бы. Потому что темп у Гордеева… Сумасшедший.

А он ведь как-то умудрялся вписать в него Агату. И Полину. И… Кто и в каком количестве был у него ещё — Агата не знала и знать не хотела. Наверняка ни в чем себе не отказывал. Непонятно только, где брал силы.

На следующее утро он привычно проснулся в шесть. Привычно пошел в душ. Потом привычно собирался.

Агата следила за ним, лёжа на кровати. Он знал о слежке, но с разговорами, и не с ними тоже, не лез. Вероятно, времени на разборки у него нет. Возможно, нет и настроения. А на ласку он может больше не рассчитывать.

Агата считала — в принципе. Костя — пока.

И это дико бесило. Дико-дико-дико бесила его хладнокровная уверенность, что в Агате говорит блажь и со временем её попустит.

— Почему ты сидишь в комнате?

Костя спросил внезапно, когда одет был костюм, поправлен галстук, застегнуты часы.

Последний «штрих» — кольцо. Обручальное. Которое впервые достал ещё в машине по дороге в дом из её квартирки.

Когда он открыл чехол, Агату передернуло. Она посмотрела на Костю с ненавистью, он же снова улыбнулся.

Понятно было, чего хочет. И пусть Агате хотелось послать его нахрен в очередной раз, инстинкт самосохранения сработал. Она надела кольцо на пальце этого ублюдка. Дала надеть себе.

Сняла, как только оказалась наедине с собой. Смотрела потом, чувствуя огромное отвращение к ободку, состоящему из череды бликующих камней. Несколько раз даже готова была выбросить — смыть в унитаз так же, как тест на беременность, но храбрости не хватило.

А он свое носил…

И сейчас тоже демонстративно надевал, взяв с прикроватной тумбочки, глядя при этом на неё. Агате почему-то неистово хотелось в тот момент, чтобы она выглядела максимально плохо. Чтобы он хотя бы пожалел…

Но судя по взгляду — нет. И по усмешке. И по вопросу, отвечать на который придется, потому что Костя вздергивает бровь, ожидая…

— Я лежу.

Агата ответила, Костя снова хмыкнул. Только дальше глянул так, что Агата поняла — ему начинает надоедать её оборона желчью.

Но может это и к лучшему. Выбросил бы за ворота. Она не против.

— Дом в твоем распоряжении. Нравится играться в пленницу — на здоровье. Надоест — выйди. Осмотрись. Ты тут хозяйка вроде как. Сегодня в обед приедет Гаврила…

— Да в жопу иди со своим Гаврилой…

Костя начал ее «учить», Агата тут же не выдержала.

Отвернулась спиной к нему, лицом к окну. Подтянула колени повыше к животу, смотрела перед собой, стараясь успокоиться… Не хотелось скатываться до банальной истерики, но как-то так получалось, что раз за разом…

Не слышала, чтобы Костя двинулся или хоть как-то отреагировал. Стоял. Молчал. Смотрел скорее всего на ее спину. Что думал себе — непонятно. Да и неважно.

— Агата, — окликнул, она только плечом повела. Мол, вали, куда шел. Я всё сказала… — Смирись. Мы оба знаем, что вдвоем нам хорошо.

Быстро не выдержала — фыркнула, закрыла глаза, сглотнула…

Очень хорошо… Ей прямо-таки очень-очень-очень хорошо. Сдохнуть хочется, как хорошо.

— Ненавижу тебя.

Агата снова выплюнула, чувствуя, что гнев затапливает, начиная плясать перед глазами белыми вспышками. Взять бы что-то и запустить…

Как когда-то в прошлой жизни во время ссор в её квартирке. Но почему-то рука не поднимается. Нет в ней больше той смелости. Той дерзости. Того чувства… Что они равны что ли…

Он доказал, что нет. Есть он. Его воля. Его желания. Его представления.

И ничего этого нет у неё. Потоптались по твоим чувствам? Глотни и улыбайся. Радуйся, что замуж взяли. Предпочли Полине…

Обычно после её «ненавижу» Костя разворачивался и уходил. Сегодня же нет.

Агата продолжала чувствовать спиной взгляд. Одновременно бояться и наслаждаться тишиной…

Потом вдруг дыхание затаила, услышав:

— Займись шрамом. Ты хотела.