— Давай же, Бен-Бен, — мягко уговаривала она.

Стоило Беннетт выступить вперед, как пожиратели немедленно двинулись следом по всем четырем направлениям, стараясь зажать ее в кольцо, словно уродливые крабы. Нест глубоко вздохнула.

Один из пожирателей оторвался от других и сделал бросок в сторону Беннетт. Нест сердито зашипела на него, встретилась с ним глазами — и жизнь покинула его. Всего-то понадобилось одно мгновение: их взгляды встретились, и волшебство взяло верх. Пожиратель содрогался в конвульсиях, пока не растаял, превратившись в комок сажи. Остальные попятились.

Нест сделала глубокий вдох.

— Пойдем, Беннетт, — торопливым шепотом настаивала она. — Все в порядке, лапочка.

Малышка почти достигла ее, когда огни грузового поезда упали на рукав реки. Беннетт Скотт замешкалась, глаза ее внезапно расширились и потеряли фокус. Поезд громко загудел, и девочка закричала от страха.

Нест не стала мешкать. Она нашла руку Беннетт, схватила и прижала к себе. И какую-то секунду стояла на земле, оглядывая пожирателей. Но заметила, что их слишком много, и противостояние не удастся, поэтому повернулась и бросилась бежать. За спиной пыхтели догонявшие ее пожиратели. Пик уже взгромоздился на Дэниела, и филин-гуменник спикировал на преследователей, выпустив когти. Пожиратели разбежались, дав Нест несколько ярдов форы.

— Скорее, Нест! — кричал Пик, но она уже и так мчалась со всех ног. Она крепко прижала к себе Беннетт Скотт, чувствуя, как дрожит малышка. Она почти ничего не весила, просто бежать оказалось жутко неудобно. Нест развернулась и побежала мимо погребальных холмов к площадкам для пикника. Там она развернется и встретится лицом к лицу с пожирателями. Там можно будет маневрировать, потому что холмы далеко. И Пик там. И Дэниел. Но их сегодня ужасно много! Сердце бешено колотилось. Краешком глаза она видела приближающиеся тени, заполняющие собой парк, узкие желтые глаза. Дэниел пронзительно вскрикнул. Она услышала, как хлопают крылья. Он на полной скорости промчался мимо и нырнул в темноту.

— Прости меня, мамочка. Прости меня. Прости меня, — всхлипывала Беннетт Скотт, вымаливая прощение за какие-то неведомые провинности. Нест стиснула зубы и побежала быстрее.

И вдруг, ни с того ни с сего, она рухнула, запнувшись за цепь, которой не заметила. Она выронила Беннетт, и малышка громко вскрикнула, а затем, упав на землю, лишилась чувств.

Нест мгновенно вскочила на ноги, но пожиратели были уже повсюду — темные, мрачные фигуры, злобно наступавшие со всех сторон. Она повернулась, желая схватить тех, кто поближе, настолько глупых, что догадались приблизиться к ней, рискуя встретить взгляд Нест. Но оставшихся почти не убавилось.

Тогда рядом с ней материализовался Дух — массивное тело, покрытое мехом — жестким, щетинистым: волосы встали дыбом, словно иглы дикобраза. На первый взгляд можно было принять его за собаку, демонического вида немецкую овчарку, хотя и странной масти. Но грудная клетка у него была широкой и мощной, как у ротвейлера, высота в холке — как у боксера, а янтарно-желтые глаза сверкали посреди тигровых черных полос на крутолобой морде с вытянутым волчьим носом. А если приглядеться поближе, становилось понятно, что это существо напоминает все вышеуказанные породы вместе взятые.

Карабкаясь по головам в попытке скрыться, пожиратели сгрудились в кучи, словно листья на сильном ветру. Дух мчался к ним рысью, оскалив зубы, но пожиратели все исчезли — внезапно, словно тени на солнце, растворившись в ночи. Когда убрались последние из них, Дух моментально отпрянул назад, посылая Нест осмысленный взгляд, как будто желая проверить степень ее решимости. Потом он тоже исчез.

Нест резко выдохнула. Холодок, поселившийся было в животе, растаял, тяжесть на сердце исчезла. Ее дыхание было неровным, в ушах все еще звенело. Она быстро оглянулась, ища Беннетт. Девчушка свернулась в клубочек, спрятав лицо в ладонях и рыдая так горько, что уже начала икать. Видела ли она Духа? Вряд ли. Лишь немногие способны увидеть его. Нест отряхнула землю с разбитых локтей и коленей и пошла за своей испуганной ношей. Подняла Беннетт на руки и нежно прижала к себе.

— Ну вот, Бен-Бен, — ворковала она, целуя малютку, — не нужно бояться. Все хорошо. — Она невольно вздрогнула. — Мы просто немножко упали. А теперь пора домой, лапочка. Смотри-ка, вон твой дом, уже близко. Видишь огоньки?

Дэниел проделал еще один, последний круг и растворился в темноте, унося с собой Пика. Пожиратели побеждены, поэтому филин и лесовик исчезли, поручив ей, Нест, заботу о Беннетт Скотт. Она вздохнула и пошла через парк. Дыхание восстановилось. В парке, под властью тьмы, было тихо-тихо. Она прижала к себе Беннетт материнским жестом, чувствуя, как затихают рыдания ребенка.

— Ох, Бен-Бен, ты будешь в постели раньше, чем сама это поймешь. И отправишься прямиком в кроватку, малышка, потому что понедельник — Четвертое июля, а разве можно пропустить фейерверк? Это будет потрясающе красиво! Разве хорошо, если ты будешь сонная и все проспишь?

Беннетт Скотт прикорнула у нее на плече.

— Ты пойдешь ко мне домой, Нест? Останешься со мной?

Эти слова так тронули Нест, что глаза ее наполнились слезами. Она стала глядеть на звезды и месяц в безоблачном небе, на тени, отбрасываемые деревьями на горизонт, на огни зданий впереди, где кончался парк и начинались жилые кварталы. Мир — слишком страшное место для малышей, но самое страшное в нем — не пожиратели, да и живут они не только в темноте. Утром она поговорит с Ба по поводу Инид Скотт. Может быть, вместе они что-нибудь придумают. А еще она поищет Спука. Пик ей поможет.

— Я вернусь с тобой, Бен-Бен, — прошептала она. — И побуду немножко.

Ее руки болели от усталости, но она решила не спускать девчушку на землю. К тому времени, как они добрались до перекрестка, начинающегося у входа в парк, и повернули налево к городку Синиссипи, Беннетт Скотт крепко спала.

Роберт Рузвельт Фримарк — «Старина Боб» для всех, кроме жены, внучки и священника — спустился на следующее утро к завтраку в состоянии, близком к испугу. Он был крупным мужчиной, ростом шесть футов три дюйма, широкоплечим, с большими руками, крепкого телосложения, даже с небольшим брюшком. Было ему шестьдесят три года. Лицо у Старины Боба квадратное, с выступающим носом, густые седые волосы вьются, обнажая высокий лоб. Он выглядел как политический деятель — по крайней мере, так, как должны выглядеть политические деятели. Но старина Боб был человеком рабочим, причем всю свою жизнь, и сейчас, будучи на пенсии после тридцатилетней службы на конвейере Среднезападного Континентального Сталеплавильного Завода, все еще носил джинсы и синие рабочие рубашки и считал себя не лучше остальных.

Старина Боб был Стариной Бобом так давно, что уже и не помнил, с каких пор. Не с самого детства, конечно, но вскоре после этого, по крайней мере, когда возвратился с корейской войны. В лицо его так не называли, только за спиной. Например: «Старина Боб свое дело знает». Но его прозвище не означало «Старый Добрый Боб». А словечко «старина» не имело отношения к возрасту. Скорее, обозначение статуса. Боб Фримарк являл собой образец непоколебимого, как гранит, гражданина Хоупуэлла, он был другом для всех, кто жил в городе на протяжении всей жизни, человеком, к которому всегда можно обратиться за помощью. Он состоял в обществе «Джэйсиз», в «Объединенном Пути», в Фонде помощи больным раком и в «Красном Кресте» одновременно или поочередно, помогая им в развитии. Он был членом обществ «Киванис», «Лось» и ВФУ. Он держался подальше от Ротари-клуба, потому что не мог выносить это фальшивое «Привет, Роберт!». Зато был членом Первой Конгрегационалистской Церкви, служил в ней священником и возглавлял совет, пока не умерла Кейтлин. Он проработал мастером на Сталелитейном заводе последние десять лет, и большинство в профсоюзе согласилось бы с утверждением, что он — самый лучший.