Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ну и края тут у вас, Находка, – недоверчиво улыбаясь, обвела окрестности рукой царевна. – То пьяные муравьи, то блудни, то мухи-птицееды…
– А вот такие у нас края, да, – с горделивым достоинством кивнула девушка, как будто все местные чудеса были ее единоличной заслугой. – Эти волшебники сказали, что у нас тут… сейчас вспомню… Название такое мудреное… Научное… Умные люди выдумали… Ах, да. Точно. Вспомнила. Октябрьская Ненормалия. Вот.
– Ну ладно. Хорош сидеть, – с тяжелейшим вздохом, переходящим в кряхтение, Серафима натянула сапоги и поднялась на истерично протестующие ноги. – Куда теперь, Находка? На ту сторону нам пока ходу нет. К ручью близко подходить опасно – вдруг увидят. Придется идти по лесу. В какой стороне река?
– Вон там должна быть, – девушка махнула рукой на восток. – Это если вдоль берега ручья пойти. А если напрямки идти, по лесу, так даже быстрее получится. Километров пять-шесть вместо семи-десяти.
«Пять!!!.. Шесть!!! Вместо семи!!! ДЕСЯТИ!!!..» – взвыли усталые ноги, но им права голоса голова не давала, хоть и в случае чего отдуваться придется именно им, а не авантюристке-голове. Голова же, снизойдя до чужих проблем лишь мимоходом, всего лишь отстраненно поинтересовалась:
– А не заплутаем?
– Нет, что вы, ваш-ш-ш… Серафима. Тут и заплутать-то негде. Иди себе прямо. Я выведу, вы не беспокойтесь.
– Ну смотри, если выведешь, – с сомнением покачала головой царевна, но спорить у нее сил не было. – Тогда быстрей пошли. А то, не ровен час, поймут, что мы их за нос водим, и вернутся. И тогда нас не спасет даже твой Великий Октябрь.
– Выведу, – твердо заявила Находка, поморщилась, набрала полную грудь воздуха и кое-как встала с таким же обреченным кряхтением.
– Выведем, – зачем-то принял коллективную ответственность Саёк и тоже поднялся, держась за березу, но стиснув зубы. Герои не кряхтят. – Мы готовы.
– Только по короткой дороге, – напомнила Серафима.
– Тогда нам туда, – махнула рукой в сторону от ставшего опасным ручья девушка и, не колеблясь, пошла вперед.
Трава при первом же касании их ног зашевелилась и, извиваясь, заметалась, спеша расползтись в разные стороны. Серафима и Саёк остановились.
– Идите, идите, – приободрила их Находка.
– Но трава ведет себя как-то… странно… – намекнула царевна.
– А, эта… Не обращайте внимания. Это живучка ползучая. Она старается отгадать, в какую сторону мы пойдем, чтобы убраться у нас из-под ног. Чтоб не топтали ее.
– Ишь, хитрая, – Саёк опасливо потрогал траву носком сапога, наблюдая, как она расступается перед ним, но так и не решаясь наступить на нее.
– Ползучая, – уточнила Находка.
– И зеленая, как летом…
– Она и под снегом всю зиму зеленая. Живучка, – пожала плечами девушка.
– Не такая она какая-то…
– Да ты ступай нормально, ничего ей не будет, – отмахнулась от его опасений Находка.
«А мне?!» – хотел спросить поваренок, но вовремя вспомнил, что герои травы, даже ползучей и зимой и летом одним цветом, не боятся и просто, зажмурившись, сделал шаг на панически пошедший изумрудными волнами живой ковер.
Серафима взяла наизготовку свой старый метательный нож, кочевавший у нее из рукава в рукав еще с лукоморских времен, и пошла за Сайком, каждую секунду оглядываясь на ту сторону леса и напряженно вслушиваясь – не возвращаются ли умруны – пока ручей не скрылся из вида за деревьями.
Пройдя с полкилометра, Находка остановилась, оглядываясь по сторонам, как будто стараясь что-то вспомнить.
– Что случилось? – подошла к ней Серафима.
– Мы заблудил… – начал было Саёк, но Находка мгновенно запечатала ему рот ладонью и сделала страшные глаза.
Причем, у Серафимы было такое впечатление, что ей не пришлось даже стараться.
– Тс-с-с-с!!! – зашипела она на него едва слышно. – Не говори здесь этого слова! Понял?
– Какого слова? – промычал из-под ладошки поваренок. – Убери руки! Они у тебя немытые!
Находка смутилась, отдернула ладонь, и Саёк тут же еще раз уточнил:
– Какого слова? Заблу…
– ТИХО!!! – маневр с ладонью мгновенно повторился.
– А что случилось, Находка? Нас подслушивают? – колючим, как кинжал, взглядом царевна зашарила по прилежащей природе.
Но все вокруг было тихо.
Деревья стояли на месте. Трава не делала попыток сбежать. Даже камни вели себя образцово.
Слишком тихо…
Перед ними открывался спуск в низинку, еще затянутую утренним туманом, и у самых их ног тек не спеша голубой ручей.
Находка растерянно оглянулась, стараясь не встречаться взглядом с царевной, и прошептала:
– Может, пойдем обратно?… Пока не поздно?…
Не задумываясь слишком над второй частью предложения, Серафима решительно мотнула головой:
– Поздно. В любую минуту они могут обнаружить, что мы их одурачили, и вернуться. Назад нам ходу нет. А что тебе не понравилось там?
Октябришна помялась и призналась:
– Там… Место… это… нехорошее…
– Почему нехорошее? – все еще отплевываясь и стирая грязь с губ, спросил поваренок. – Там же ручеек, сын Октября!
– Это не ручеек, – неохотно выдавила Находка. – Это трава. Синюха голубая.
– Ну, и что?! Подумаешь, трава! На траве дрова, на дровах…
– Видишь этот туман? – отчаянно ткнула вперед она. – Помнишь, что я тебе по дороге рассказывала?!
Саёк сложил два и два и потрясенно вытаращил глаза.
– Это… здесь?…
– Да…
– Послушайте, заговорщики, мы тут еще долго будем стоять и таращиться на этот овраг? – возмутилась Серафима. – Вперед!
– Может, проскочим… Батюшка-Октябрь поможет… – сама не веря своим словам, прошептала Находка и жалобно оглядела своих спутников.
– Идти надо будет быстро, друг за другом. Держаться за плечо того, кто впереди. Говорить только шепотом, а лучше – молчать… И смеяться нельзя ни за что. Пожалуйста? – просительно заглянула она в глаза царевне. – Если… То есть, когда пройдем, я вам все объясню…
– Хорошо, – нетерпеливо кивнула та. – Только быстрей!
– Айдате, пошлите… – ссутулившись и даже, казалось, став меньше ростом, октябришна подобрала подол платья и заскользила по влажной глине обрыва, хватаясь на пути за редкие вихры засыхающей травы.
Саёк и Серафима заскользили за ней.
Голубая вода при ближайшем рассмотрении и впрямь оказалась травой – невысокой, кучерявой, похожей на клевер, липкой и влажной на ощупь, с гнилостным болотным запахом – царевна из любопытства сорвала один листочек, помяла в пальцах и тут же с отвращением бросила.