– Наша страна состоит из семнадцати тысяч островов, и вы выбрали самый некрасивый, – сказал он и добавил: – Если хотите написать книгу об исламском мире, езжайте сначала в Банда-Ачех.

– Я обещала не соваться в зоны военных действий и стихийных бедствий, – запротестовала я. Банда-Ачех был и тем и другим.

– Война закончилась три недели назад, – возразил Ариф.

Война бушевала в тех краях тридцать лет, и иностранцам настоятельно рекомендовали держаться подальше оттуда. Однако, как и большинство жителей планеты, я впервые услышала о Банда-Ачех 26 декабря 2004 года, когда на регион обрушилось цунами.

Я не поехала в Банда-Ачех, как посоветовал Ариф. Точнее, поехала, но потом. А пока я села на очередной паром до Бинтана – острова, северное побережье которого сдали в аренду Сингапуру и превратили в курортную зону. Сев в бечак (велорикшу) я объехала королевские гробницы и руины расположенного на острове старого дворца. На кладбище я увидела, что многочисленные крошечные надгробия повязаны наподобие тюрбанов желтой тканью – в знак уважения к усопшим. Все было желтым – от мавзолеев до скромных дворцов из гипса и штукатурки. Даже старая королевская мечеть, Месхид-Райя, была выкрашена в желтый цвет. В мечети мужчины надевали маленькие шапочки в форме лодочек, а женщины – вычурные белые платки с петельками и вышивкой.

На закате сверкающая вода переливалась всеми цветами радуги и казалась заколдованной. Я взяла лодку, чтобы в одиночестве полюбоваться этой красотой, но волшебные цвета оказались нефтяной пленкой, а мимо меня то и дело проплывал мусор.

Частная гостиница, которую я нашла в Танджунгпинанге, главном городе Бинтана, называлась «У Бонга». Я сняла простую комнату наверху, куда нужно было взбираться по деревянной лестнице. В комнате были вентилятор, продавленная кровать, надписи на стенах и флюоресцентный светильник на потолке. В ванной внизу находился туалет, построенный, видимо, специально для укрепления бедренных мышц. В азиатских туалетах есть два углубления с бороздками, куда ставят ноги; бороздки нужны, чтобы не поскользнуться. Приседаешь и делаешь свои дела, целясь в дырочку. Тут нужна практика, чтобы не промочить ноги. Миссис Бонг – она почти не говорила по-английски – разъяснила, что мыться стоит «по-индонезийски», то есть не залезая в ванну. Мне выдали пластиковый ковшик, которым следовало зачерпывать воду из ванны и поливаться. Намылившись, нужно политься еще раз и смыть пену.

В маленьком переулке за домом у столиков собрались соседи. На уличной кухне две женщины готовили популярные индонезийские кушанья — ми горенг (жареная лапша с чили) и нази горенг (жареный рис с чили).

Миссис Бонг было шестьдесят с небольшим; элегантная китаянка, она носила цветастое платье и красилась. Ее муж, который выглядел моложе, был неопрятен и немного ворчлив, но я чувствовала, что им обоим можно доверять. Когда я решила отправиться гулять по острову, хозяйка предупредила:

– Сняла бы ты золотые цепочки. Сорвут. У тебя есть фотоаппарат? Лучше оставь его у меня.

Я доверила ей свой паспорт, доллары, кредитки, камеру и золотые цепочки. Обмани меня интуиция и окажись миссис Бонг воровкой, меня ждали бы крупные неприятности.

Я села на заднее сиденье мотоцикла, принадлежащего моему проводнику по имени Адам, и мы поехали к морю. По дороге мы наблюдали идиллическую картину: кокосовые пальмы, покосившиеся деревянные хижины, заливчики с пляжами, старые рыболовецкие лодчонки, выброшенные на берег, на которых, казалось, уже много лет никто не плавал.

Внезапно начался ливень. Мы остановились и бросились к небольшой закусочной, где старички распивали пиво. Тут Адам сказал:

– Люблю выпить.

Я задумалась: ведь мне казалось, что мусульмане не пьют. К счастью для меня, денег у него не было, и пиво ему покупали туристы. Я заказала воду и чай. Ливень продолжался, и я уговорила своего спутника дать мне урок индонезийского языка (бахаса Индонесия), или малайского[2], официально объявленного общенародным языком в 1945 году, когда Индонезия отвоевала независимость у голландцев. Для большинства индонезийцев это второй язык; в общинах говорят на региональных диалектах.

– Как сказать «щенок»?

– Собака — анджинг, ребенок — анна, щенок — анджингана.

Загибая пальцы, я научилась считать: один — сату, два – дуо, три — тига, четыре — эмпат, пять — лима.

Дождь — уджан.

Наконец черные тучи рассеялись, и мы снова выехали на дорогу. Конечным пунктом нашего пути был красивый залив, на берегу которого располагались деревня и шалаши, построенные для приезжающих в выходные, – там продавали еду, спиртное и свежесобранные кокосовые орехи. Деревенские жители приносили плоские корзины с крошечной рыбкой, ставили на огонь большую кастрюлю, напоминающую сковороду вок[3], в которой кипятили воду. Однако, не дождавшись, когда суп будет готов, мы были вынуждены уехать, чтобы успеть на последний паром с Бинтана в Батам.

Я вернулась в гостиницу, времени оставалось крайне мало. Миссис Бонг достала мою сумку, все было в целости и сохранности. Наказав мне опасаться карманников у пристани, она взяла с Адама обещание, что тот позаботится обо мне и посадит меня на паром.

На пароме у меня появился еще один знакомый. Он был похож на крота: глазки-бусинки, тело как у колобка. Он боролся за мое внимание с двумя рабочими с восточных островов, которые пытались говорить со мной по-английски. Они казались милыми, но я не понимала ничего. Я старалась вести себя дружелюбно и вежливо со всей троицей. Человек-крот был одним из тех мелких начальников, которые пыжатся от собственной важности, – таких нередко можно встретить в странах третьего мира. Он работал на молокозаводе в соседней провинции. У пристани его поджидал водитель компании, и человек-крот предложил подвезти меня. Мы оба жили в отеле «Хармони», потому я согласилась (хотя и не без опаски). Когда водитель свернул с шоссе в окраинном районе, я подумала: «О нет!» – и сказала, что хочу поехать прямо в отель. Отодвинувшись на самый край сиденья, я на каждом повороте спрашивала, куда мы едем, пока мы не прибыли к месту назначения. Мой спутник почему-то решил, будто я согласилась с ним поужинать, но я ответила, что занята.

Я и правда планировала встретиться с Арифом, который хотел, чтобы я отведала популярное индонезийское блюдо. Я пошла за ним, на цыпочках огибая дыры в потрескавшихся тротуарах. Меня удивило, что дома, построенные в 1970 – 1980-х, уже выглядели заброшенными.

Ариф привел меня в скромный ресторанчик падангской кухни. Он заметил: