— Терехов, что нибудь, рассказывал о прошедших переговорах?

— Нет. Он выглядел утомленным и я решила не донимать его расспросами. Александр Яковлевич всю дорогу молчал.

— Значит, он не разговаривал ни с кем?

— Да.

— Когда вы видели Тихомирова в последний раз?

— Когда попрощалась с ним у дверей своего номера.

— Чем вы занимались после?

— Приняла душ и легла спать.

— Значит, ваше алиби на эту ночь подтвердить никто не сможет.

— Ну да, — вздохнула Катя.

— Почему вы умалчиваете о том, что тем вечером к вам заходил Ивашов?

Катя растерянно моргнула и покраснела.

— Но… это не имеет отношение ко всему этому кошмару.

— Почему же? Ивашов является вашим алиби. Разве нет?

— Но он даже не входил ко мне в номер, — Катя нервно заправила прядь волос за ухо. — Мы немного поговорили, и он ушел. Вот и все.

— Зачем он приходил?

— Спросить о моем самочувствии и пожелать спокойной ночи.

— Вы собираетесь за него замуж?

— Нет. Мы друзья.

— Значит, вы были последней, кто видел Тихомирова живым вчера вечером.

Видели, как он вошел в свой номер. Но ни кто не видел, как он оттуда выходил. Окно исключается — оно слишком высоко. Разговаривая с Ивашовым на пороге своего номера, вы уверяете, что видели дверь номера Тихомирова закрытой? — Катя кивнула, но Вонг не обратил на это внимания, продолжая свою мысль. — А в три часа утра, Терехова находят убитым выстрелом в затылок, в трех кварталах от отеля.

— Ну, наконец-то, — навстречу Кате со скамьи поднялся высокий, сутуловатый молодой человек в серо-зеленых капри. За ворот зеленой майки, зацепленные дужкой, болтались темные солнцезащитные очки. Бейсболка, надетая козырьком назад, придавала ему тинэйджеровский вид. Он пошел ей на встречу и, обняв за плечи, поинтересовался:

— Допрос с пристрастием?

— Почти, — тихо ответила Катя.

— Неважно выглядишь.

Они говорили по-русски и полицейский, дежуривший у входа, бросил на них изучающий, профессионально-цепкий взгляд.

Обнимая Катю за плечи, молодой человек повел ее к выходу.

— Только что видел Зою, — сообщил он на ходу, — оказывается, нас допрашивали одновременно в разных кабинетах, чтобы мы, значит, не сговорились. Можешь себе представить?

После азиатской непроницаемости следователя Вонга для Кати было отрадой видеть Виктора. Она с удовольствием смотрела на простое славянское лицо с рассыпными по нему веснушками.

Как и всех белокурых людей, Виктора не брало знойное солнце, не оставляя на нем следов загара: он только краснел и облезал. Глядя на него, Катя на миг, явственно ощутила запах клевера. Но только на миг, потому что, выйдя из дверей на крыльцо, они тут же окунулись в пекло и уличный шум. После полумрака царящего в помещении департамента полиции Катю ослепило полуденное солнце, и она тут же зажмурилась. Смеясь, Виктор водрузил ей на нос свои очки.

— Пошли, вон Зоя нам машет, — он кивнул в сторону уличного кафе, перевернув бейсболку козырьком вперед.

Столики кафе соседствовали с парковкой полиции, разместившись вокруг пальм увитых лианами, что укрывали их тенью широких листьев. Из-за одного столика поднялась миниатюрная, темноволосая женщина в белой блузке и бежевых шортах, открывавшие стройные загорелые ноги. Катя спокойно относилась к тому, что ее, двадцатишестилетнюю принимали за ровесницу сорокалетней Зои. Двое полицейских, обедавшие за соседним столиком, с интересом посматривали в сторону Зои и, потягивая пиво из высоких жестяных банок, не стесняясь, обсуждали ее, пользуясь тем, что фаранго не понимает таиландского языка. Зое же было не привыкать — внимание мужчин всегда льстило ей. Подняв с лица темные очки и устроив их в своей шевелюре, она встретила подошедших словами:

— Я не стала ничего заказывать. Не знала, когда вас отпустят.

— Представляешь, напугали-таки Катьку, — сообщил ей Виктор, отодвигая Кате стул.

— Вить, будь другом, сходи, зачем нибудь холодненьким, — попросила Зоя. — Я измучилась от этой жары, пока ждала вас.

— И что дамы пожелают?

— Мне как всегда — пиво. Только, умоляю, холодное.

— Тебе, котенок?

— Колу.

Как только Виктор скрылся в дверях кафе, Зоя повернулась к Кате.

— Ты очень впечатлительна, Катюша. Разве можно принимать все так близко к сердцу, тем более, что половина того, что здесь наговорили не имеет к нам никакого отношения. Ты ведь не чувствуешь за собой никакой вины?

— Просто в голове не укладывается, что Александра Яковлевича больше нет.

— Всем нам пришлось нелегко и нужно подумать как выбраться из этой гадской истории.

— Как ты думаешь, убийцу найдут?

— Не знаю, — откинулась на спинку стула Зоя и, оглядев Катю, заметила: — Не понимаю, как можно ходить в такую жару в этом костюме?

Катя оглядела свой льняной костюм: короткую юбку и жакет без рукавов.

— Нормально. Я же хожу.

— Ты сегодня просто невыносима.

— Ну, извини. Мне просто не по себе.

— А вот и я, девочки, — появившийся у столика Виктор, поставил перед Зоей запотевшую банку «Хольстена», а перед Катей бутылочку «колы» с болтавшейся в узком горлышке соломинкой. Усевшись за столик, он пододвинул к себе высокий стакан коктейля.

— Ребята, а вам Александр Яковлевич говорил, что-нибудь о намеченной выставке. Они с тайландцем что-то решили? — спросила Катя, потягивая из соломинки ледяную «кока-колу».

— Я к нему даже не совался. Старик был неразговорчивым и, вообще, о чем вы говорите? Какая выставка, когда нас подозревают в убийстве?

— Но это не значит, что мы можем расслабиться, — назидательным тоном строгой учительницы сказала Зоя, подняв палец. — Конечно, Саванг все устроит. Ему не выгодно пускать это дело на самотек. Но и мы не должны рот разевать.

— Интересно, а почему это Саванга не вызвали в полицию? Нас, значит, допрашивали, лампой в глаза светили, чуть ли иголки под ногти не вгоняли, а ему ничего?! — возмущался Виктор. — А он, между прочим, тоже с нами в ресторане сидел.

— Саванг вчера вечером улетел в Бангкок, сразу же после встречи в ресторане, — сообщила Зоя. — Полиция в курсе и первым делом проверила его. Алиби у Саванга безупречно. Но и ему, чувствуется, достанется.

— А у меня его вообще нет, — вздохнула Катя.

— А у нас… — начала Зоя.

— Заколебала уже… «Рибок» называется, — Виктор с ворчанием наклонился, чтобы застегнуть сандалию. — Заметьте, полиция насела на нас как раз потому, что алиби у нас у всех шаткое, — раздавался из-под столика его недовольный голос.