С уважением,

Ли Брим

Директор средней школы Джордж

Прю опустила письмо, и над листом бумаги медленно возникли, будто три далекие луны какой-нибудь таинственной планеты, лица взрослых. В кухне стояла тишина — если не считать ритмичного крякающего звука, который исходил от качелей Мака, закрепленных на дверном косяке.

Прю пожала плечами.

— Что вы хотите, чтобы я сказала?

Кряк.

Ее мать и отец обменялись озабоченными взглядами.

— Солнышко, — начала мама, — может, ты…

Кряк.

Папа Прю отвернулся от жены и посмотрел на учительницу в цветастой тунике — третьего члена этого небесного триумвирата. Та стояла, прислонившись к холодильнику.

— Мисс… — начал он.

Кряк.

— Ну что вы, — перебила учительница, не отрывая глаз от маленького мальчика, подпрыгивающего в кресле, — зовите меня Дарла.

Она, казалось, ждала следующего громкого…

Кряк.

— Дарла, — продолжил папа Прю, — должен признаться, для нас это все очень неожиданно, то есть…

Кряк.

— …последние несколько месяцев, конечно, были нелегкими, но это объяснимо, учитывая, через какой кошмар…

Кряк.

— …мы прошли в начале года, и…

Кряк.

Он умолк, заметив, что Дарла невольно отвлекалась каждый раз, когда на качелях скрипела пружина.

— Милая, — сказал он наконец жене, — ты не можешь ненадолго вынуть Мака оттуда?

Когда мама извлекла Мака из качелей и вернулась в кухню, разговор возобновился.

— Послушайте, я понимаю, с чем вам приходится справляться — это нормально для ребенка ее возраста, — просто мы не хотим, чтобы она сильно отстала.

Прю молчала, пристально глядя на взрослых. Они говорили о ней так, будто ее вовсе не было в комнате. От этого участвовать в разговоре хотелось еще меньше. Она поковыряла носками сапог пробковый пол, пытаясь представить, как в доме начинается землетрясение и ее судьи тут же проваливаются в кривую трещину, разверзшуюся посреди кухни.

Дарла, видимо, заметила отстраненность Прю и начала говорить, обращаясь непосредственно к ней:

— Дорогая, твои результаты экзаменов в прошлом семестре — сплошное расстройство. Такое ощущение, что тебя в классе вообще нет, как будто голова твоя где-то в другом месте — очень-очень далеко.

«Как вы угадали…» — подумала девочка.

— Не говоря уже о прогулах, — добавила Дарла, переводя взгляд на родителей Прю.

— О прогулах? — спросила мама. — Каких еще прогулах?

Дарла посмотрела на Прю:

— Сама расскажешь?

— Ладно, — сказала та, поднимая глаза от пола, — пару раз…

— Пару? — тихо переспросил отец, глядя на нее с недоверием.

— Пару раз я немного опоздала к началу занятий, и так получилось, что не попала на классный час. А если я пропускаю классный час, то не успеваю доделать даже домашку по всемирной истории, а уж к математике вообще некогда подготовиться… — Она помахала руками у лица, будто пытаясь разогнать пелену густого тумана. — Короче, одно цеплялось за другое, как домино. Я решила прогулять и просто посидеть с книжкой в кофейне.

Отец Прю смущенно улыбнулся и посмотрел на мисс Теннис.

— Ну, по крайней мере, она читает, так ведь?

Его жена проигнорировала этот комментарий.

— И это… это… домино… получалось несколько раз? — спросила она, вглядываясь в челку Прю, которая очень удачно закрывала ее опущенное лицо.

— Пять, если быть точной, — ответила мисс Теннис.

— Пять? — хором повторили папа и мама.

— ПЯСЬ! — раздался из гостиной голос Мака. — ПЮ! ПЯСЬ!

Прю вздохнула.

Но на самом деле ни с какой книжкой она в кофейне не сидела. И даже в школу не опаздывала. Правда была в том, что Прю Маккил, двенадцати лет от роду, иногда просыпалась в своей уютной постели в своем уютном доме со своей уютной семьей от острого ощущения, что ее тянет куда-то. В такие дни она кое-как выбиралась из кровати и изо всех сил заставляла себя исполнять привычный ежедневный ритуал, не обращая внимания на это странное чувство, но иногда, уже сев на велосипед, она вдруг понимала, что не может не поехать совсем в другую сторону от школы. Туда, куда ее тянет. А тянуло ее вдоль по Ломбард-стрит, мимо открывающихся магазинов, вдоль реки Уилламетт, мимо колледжа, и дотягивало вместе с велосипедом до обрыва над рекой, за которой начинался бескрайний лес, называемый Непроходимой чащей. Там она и проводила большую часть дня, впиваясь взглядом в зеленое море. Вспоминая. В такие дни мысль о том, чтобы поехать в школу, даже не приходила ей в голову.

Щелчок пальцев.

— Але? — позвала мама. — Такое ощущение, как будто тебя инопланетяне похитили.

Прю спокойно посмотрела в глаза каждому из трех взрослых, одному за другим.

— Мама, — сказала она, — папа, мисс Теннис… простите, Дарла. Спасибо, что высказали мне ваши опасения, и прошу прощения за беспокойство, которое я вам доставила. Извините, но мне бы хотелось немного прогуляться. Я обдумаю все, что вы сказали.

С этими словами она развернулась и направилась к задней двери, оставив кучку взрослых в смущении провожать ее взглядом.

Странная это была компания: двое мальчишек, две девочки, толстяк в цилиндре, тощий бородач в платье и крыса. Все они стояли в ряд посреди широкой, укрытой снегом дороги и смотрели, как к ним едут двое всадников. Когда те приблизились и спешились, мужчина в платье шагнул вперед.

— Брендан, — поприветствовал он одного из новоприбывших. Он ощутимо дрожал; шифон видавшего виды платья трепал холодный ветерок. Бородач горбился, обнимая себя за плечи.

— Уильям, — ответил тот серьезно, кивнув густой огненно-рыжей бородой. На нем был довольно замызганный офицерский мундир и бриджи для верховой езды, запачканные на коленях грязью. По лбу змеилась иссиня-черная татуировка. Он внимательно оглядел замерзшего человека в лососевого цвета платье, и на губах его появилась ухмылка.

— Розовый, — сказал он, — очень… подходит к твоим глазам.

Мужчина в цилиндре издал сдавленный смешок. Кертис, стоявший позади Уильяма, присоединился к нему, но Брендан тут же наградил его пронизывающим взглядом.

— Кто сказал, что это смешно? — рявкнул он на Кертиса, снова посерьезнев. Улыбка моментально исчезла с лица мальчика. Поднявшийся ветер, сдувая снежную пыль с дороги, настойчиво осыпал его меховую шапку мелкими снежинками. — Генри, Уильям, давайте в лагерь. — Толстяк в цилиндре и бородач поспешили прочь. Последний поначалу спотыкался, а потом, плюнув, задрал подол платья, обнажив бледные волосатые колени. Брендан повернулся к оставшимся разбойникам. — Кольм, у тебя проблемы начались еще в седле. Ты слишком налегал. Надо лучше чувствовать коня. — Он поднял руки в перчатках, показывая на примере. — Чуть отпусти поводья; пусть их натянет сама лошадь. Погоняй только тогда, когда тебя будут слушаться.