– И если уж на то пошло, где ты взял порох? – спросил он.

– Я его сделал.

– Сделал?

Он, казалось, только что заметил банки на столе. Затем увидел пергамент с шифром, который мы с Томом оставили возле них. Мой учитель посмотрел на него, потом перевернул. Я не мог прочитать выражение его лица.

– Ты расшифровал это? – сказал он.

Я кивнул.

Хью взял из рук учителя листок и осмотрел его. Потом глянул на мастера Бенедикта. Казалось, будто между ними произошёл какой-то безмолвный разговор, но я не мог понять, о чём они думают. Внезапно я ощутил надежду. Учитель всегда радовался, когда я удивлял его чем-то новым. Возможно, ему приятно, что я решил эту головоломку самостоятельно.

А может, и нет. Мастер Бенедикт ткнул костлявым пальцем мне в рёбра.

– Что ж, если уж ты испытал такой творческий порыв, я хочу, чтобы бы переписал рецепт своего сегодняшнего маленького приключения. Тридцать раз. А потом ещё тридцать раз – на латыни. Но сперва ты приберёшься в этой комнате. Положишь все вещи на свои места. И выскоблишь пол. Лавку, мастерскую и каждую ступеньку в этом доме. До самой крыши. Сегодня ночью.

До крыши?.. Вот теперь мне в самом деле захотелось плакать. Я понимал, что этим вечером точно был не на стороне ангелов, но ученики и так работали до изнеможения. Мой учитель, возможно, был добрее, чем любой другой мастер, которого я знал, но мои обязанности не изменились. У ученика день начинается ещё до шести утра. Он должен встать и подготовить лавку к открытию. Затем обслуживать покупателей, помогать учителю в мастерской, самостоятельно заниматься, учиться и так далее – до самого захода солнца. Потом ученик должен прибраться, приготовить ужин и вычистить лавку для завтрашнего дня. И лишь после этого он может лечь спать – на соломенный тюфяк, служащий ему постелью. Ученики отдыхают лишь по воскресеньям и в редкие праздники. А сейчас был самый разгар двойного праздника: сегодня Вознесение, а завтра – День королевского дуба. Я мечтал об этом весь год!

Согласно документам об ученичестве, мастеру Бенедикту не разрешалось заставлять меня работать в праздники. С другой стороны, согласно тем же документам, мне не разрешалось красть его запасы, делать порох и стрелять в чучела чёрных медведей. Ни в каких медведей, по правде сказать. Поэтому я просто опустил плечи и сказал:

– Да, учитель.

* * *

Я вернул горшки и ингредиенты на полки. Мастер Бенедикт взял нашу пушку и спрятал её где-то в задней комнате, в мастерской. Следующие несколько минут я провёл, собирая вымазанные сажей свинцовые шарики, раскатившиеся по всем углам лавки. Это заставило меня задуматься, что делать с бедным медведем.

Мастер Бенедикт повесил за прилавком свой пояс с флаконами, ингредиентами и лекарствами и скрылся в задней части дома. Я перевёл взгляд с его пояса на медведя в углу. Если сшить вместе несколько кусков ткани и обернуть вокруг бёдер зверя…

– На твоём месте я не стал бы этого делать.

Хью сидел в кресле у камина, перелистывая новый травник моего учителя. Он заговорил, даже не подняв взгляд.

– Я не собирался использовать пояс, – сказал я. – Но нельзя же просто так его оставить. – Я подумал ещё немного. – Может, сделать ему штаны?

Хью покачал головой.

– Странный ты парень.

Я не успел ответить. Скрипнула дверь. Я почувствовал запах ещё прежде, чем посетитель вошёл, – гадостная помесь ароматической розовой воды и немытого человеческого тела.

Это был Натаниэль Стабб – аптекарь, владевший лавкой через две улицы отсюда. Стабб являлся портить наш воздух раз в неделю. Он приходил шпионить за своим главным конкурентом – если слово «конкурент» вообще было тут применимо. Это мы продавали настоящие лекарства. Он же зарабатывал, торгуя восточными-пилюлями-от-всех-болезней Стабба. Они, согласно листовкам, которые он клеил на каждом углу, лечили все хвори – от оспы до чумы. Насколько я могу судить, единственным реальным эффектом пилюль было уменьшение веса в мешочке для монет.

Тем не менее его клиенты покупали их горстями. Стабб носил свою прибыль на всеобщем обозрении. Тяжёлые, украшенные драгоценными камнями кольца, стискивающие его толстые пальцы. Серебряная трость с рукояткой в виде змеиной головы. Парчовый дублет, натянутый поверх блестящей шёлковой рубашки… Подол рубашки торчал из расстёгнутой ширинки; вероятно это был последний крик моды. Но мне казалось, так Стабб больше похож на приходского дурачка.

Аптекарь махнул тростью в сторону Хью.

– Коггсхолл.

Хью кивнул в ответ.

– Где он? – спросил Стабб.

Хью ответил, опередив меня.

– Бенедикт занят.

Стабб поправил свой дублет и осмотрел лавку. Его взгляд, как обычно, задержался на полках за прилавком, где мы хранили самые ценные ингредиенты – вроде алмазной пыли и золотого порошка. Наконец он, казалось, заметил, что я стою рядом с ним.

– Ты ученик?

Сегодня был праздник, и я не надел синий фартук, какие носят все ученики. Ясно, что Стабб не знал наверняка, кто я: я ведь жил тут всего-навсего три года.

Я кивнул.

– Да, мастер Стабб.

– Тогда сходи за ним, – распорядился он.

Приказ Стабба поставил меня в тупик. Официально я должен был выполнять распоряжения только своего учителя. С другой стороны, проявление малейшего неуважения к другому мастеру может привести к большим неприятностям с гильдией аптекарей, а Стабб был не из тех людей, которым стоило перечить. Тем не менее нечто в поведении Хью навело меня на мысль, что лучше бы Стаббу сегодня не встречаться с мастером Бенедиктом. И я допустил вторую ошибку за вечер: заколебался.

Стабб ударил меня.

Ударил тростью по голове. Я почувствовал резкую боль, когда серебряные змеиные клыки вонзились в мочку уха. Я повалился на шкаф-витрину и прижал руку к уху, вскрикнув от удивления и боли.

Стабб отёр трость об рукав своего дублета – словно прикосновение ко мне испачкало её.

– Я сказал: иди и позови его.

Лицо Хью потемнело.

– Ты же слышал меня: Бенедикт занят. И мальчик не твой. Так что держи руки подальше от него.

На лице Стабба появилось раздражение.

– Мальчишка и не твой, Коггсхолл. Так что держи свои слова при себе.

Мастер Бенедикт появился в дверях за прилавком, вытирая руки тряпкой. Он оглядел всю сцену и нахмурился.

– Что тебе надо, Натаниэль?

– Ты слышал? – сказал Стабб. – Произошло ещё одно убийство. – Он улыбнулся. – Но, возможно, ты об этом уже знаешь.

Хью закрыл книгу, которую читал, заложив пальцем страницу. Мастер Бенедикт осторожно положил тряпку на прилавок и неторопливо расправил ее.