заботы Симон. — Вам, Иван Васильевич, придётся выбирать. На совмещение того и другого у Вас не останется времени. И сил тоже.

Иван призадумался. И было от чего.

Ретроспектива его жизни промелькнула в голове, как ветерок по заброшенной дороге, подняв пыль прошлого, и остановилась на настоящем.

Конечно, его повседневные интересы и работа там, где-то наверху (Иван почему-то считал, что находится в каком-то подвале или подземелье), были сносными. А вернее, работа ему нравилась. Правда, она была крайне беспокойной по своему содержанию, но имела и положительные стороны, в число которых входил её подвижный характер.

Иван по окончании вуза связи был приглашён в строительно-монтажное управление, а проще, в СМУ на должность прораба. Сейчас на его руках находился монтаж радиотехнического оборудования во многих местах города, кроме того, антенные поля в пригороде, несколько других объектов. Мотается день-деньской. Надо везде успеть. Наряды, накладные. Приёмка материалов, оборудования. Сдача готовых объектов. Ругань с кем надо, отчёты перед кем положено. Бесконечная круговерть! Зато каждый день встречи с новыми, нередко интересными людьми. Монтажники как будто его уважают, начальство — на то оно и начальство — журит терпимо. Зарплата приличная: жить не на широкую ногу, но и без натуги, можно. Ко всему тому, поездки в разные концы города и области способствуют его собирательской жилке: старые книги, небольшая коллекция монет. Иван много читал, и не только на родном языке. Мать и отец сами знали несколько языков, привили к ним любовь и сыну.

Может быть, на другой какой-то работе он был бы лучше. Или хуже. Кто знает? Он мог хотя бы самому себе честно признаться, что своего призвания в жизни не нашёл и не знал его, однако уже ясно понимал: кроме лёгкого усвоения иностранных языков, звёзд с неба не схватит. Другие качества — не в счёт. Конечно, по служебной лестнице продвинется, станет начальником участка, потом и выше взлетит. А как же — «растёт, как говорят монтажники, над собой», набирается опыта, чувствует за плечами вузовские знания и армейские навыки, привыкает к новым порядкам в стране…

Что, казалось бы, надо нормальному, не испорченному деньгами и особой тягой к роскоши, человеку?

И вот тут-то появляются, подобно джиннам из бутылки, двое: один из них — верт, другой — ренк, какие-то. Как будто серьёзно говорят о волнующей с детства до щемящего чувства идее — фантастическом перемещении во времени, и обыденно так предлагают вступить в их общество с приводящим в смятение названием ходоков во времени. Бросить всё и сотрудничать.

Было отчего призадуматься Ивану. Было отчего…

Но ему никак не думалось. Разумом он ещё пытался взвесить все «за и против», а в душе, сам себе не смея ещё сознаться, уже согласился с их предложением и готов был на всё: забыть прошлую свою жизнь и отказаться от настоящей, пожертвовать карьерой на строительном поприще. Предложение этих странных людей показалось ему неким просторным полем после узкого бесконечного ущелья, которым он в последние годы продирался, оставляя на острых каменных углах части своих душевных сил, друзей, подавшихся в коммерцию или канувших на дно жизни, подруг, жаждущих денег, а оттого отвергаемых им…

Всё оставить позади и начать сначала?! Опять же всё! Но разве так можно? Сразу, с кондачка, по первому зову незнакомцев всунуть голову неизвестно куда или к кому?

Лицо Ивана исказилось от обуреваемых его чувств. Видя это, Симон мягко и проникновенно проговорил, отбрасывая официальность:

— Вы, Ваня, можете подумать о нашем разговоре в привычной для Вас обстановке — дома. К тому же, дав согласие, Вы можете заняться каким-нибудь необременительным для себя делом и пользоваться радостями современного бытия в городе. Так что о Ваших занятиях с нами никто не заподозрит. Если Вас, конечно, волнует такой вопрос… Подумайте, Ваня, подумайте.

Иван был благодарен ему за его слова. За тон, каким они были высказаны. За имя, которым он его назвал. И рад был отсрочке, данной на неопределённое время.

— Хорошо. Я подумаю. Но как мне с вами связаться?

— Просто. Позвони по телефону, — Симон назвал номер, Иван запомнил его. Первые цифры подсказали месторасположение АТС — абонент проживал в том же районе, где и Иван.

Незнакомцы встали.

Симон — невысокий, аккуратный, с лёгкими ногами.

Дон Севильяк…

Иван всегда таким представлял Портоса, у которого рука была, как сказано в книге, с «лошадиную ляжку». Ноги у дона Севильяка отличались длиной, ровностью и силой. Такие здоровяки Ивану нравились. Да и костюм, вначале показавшийся нелепым, подчёркивал мощь и прелесть фигуры дона. После того как он встал, можно было заметить выглядывающий из-под пояса старинный, с курками и кованым стволом, пистолет, а сбоку — тяжёлые, усыпанные, может быть, драгоценными камнями, ножны с большим кинжалом. Колоритный мужчина. Росту, пожалуй, повыше его, а Иван всегда считал свой рост достаточным для того, чтобы на подавляющую часть людей смотреть сверху — метр девяносто шесть сантиметров.

Иван осмотрел вставших ходоков, оценил.

— Вы уходите, а я?

— Видишь ли, Ваня, из этого помещения просто так выйти нельзя. В нём ни окон, ни дверей. Потому прошу Вас выпить бокал вина. Он стоит рядом с Вами… Ваня! Вам придётся нам поверить на слово. Мы Вас сюда доставили… Да и вино Вам, уверен, понравится. Вскоре Вы будете у себя дома. У Вас ещё впереди выходные дни. До встречи!

От них самих, от пистолета, кинжала, слов о бокале вина веяло романтикой и сказкой. Симон сдержанно кивнул головой, дон Севильяк отвесил поклон в пояс, разметав кудри у самого пола. Жаль, что у него не было шляпы — с громадными полями и пером экзотической птицы.

Иван на мгновение ощутил себя участником славного спектакля. Но главные герои вдруг словно подёрнулись туманом и исчезли из поля зрения. Иван открыл и закрыл рот, проглотил набежавшую слюну и остолбенел на долгое время.

Какой спектакль? Тут впору сравнить с сумасшедшим домом…

Свет в помещении стал медленно гаснуть.

— Эй! — без надежды крикнул Иван.

Голос его отразился от сферического потолка, усилился и затих вместе с тускнеющим до полной темноты потолком.

Осторожно нащупав тонкую ножку бокала, Иван решительно глотнул его содержимое. Вино оказалось необыкновенным, и он с удовольствием допил его.

Иван Толкачёв

Иван Толкачёв был и слыл человеком настроения, а оттого порой сложным в понимании его поступков.

Хотя, наверное, каждый человек так устроен.

Другое дело, что у одного череда разного отношения к окружающим, и к себе в том числе, проходит гладко, без сильных перепадов от одного эмоционального