— Ты опять не спала… — произнёс с небольшой грустью в голосе Генрих.

— Я спала… просто меньше, чем обычно.

— И что ты делала ночью? — начал свой расспрос юноша.

— Я подумала, что нам вскоре нужна будут новая одежда на зиму; говорят, что она будет очень холодной.

— Кто говорит?

— Приметы.

Услышав это, Генрих недовольно нахмурился. Он знал, что в его семье есть человек, который мог, будто на самом деле, смотреть в будущее, и имел идеально точное чутьё на любое важное события. Петра, конечно, решила не спрашивать совета у мужа, а смотреть, что скажут какие-то там «приметы». Будучи озадаченным данным ответом, Генрих стоял и думал, что его мать хочет для своей семьи то, что просто не подвластно человеку, и, пытаясь добиться этого, только сильнее губит саму себя. Никто не способен на это, в этом и есть суть семьи, что её члены дополняют друг друга, и их узы создают прочные взаимоотношения между ними, что помогает им в различных бедах. «Нужно будет спросить у отца, что он думает. Может, мама зря старается», — к такому умозаключению пришел Генрих, выслушивая слова матери.

— Ты, наверное, еще не завтракал… Надо пойти и поесть, — прервав размышления сына, сказала Петра.

Она медленно отошла в сторону и попыталась обойти Генриха, параллельно надеясь не наступить на грядки. Уже будучи за его спиной, она почувствовала, как её сзади обнимают тёплые руки, и остановилась. Ей были приятны эти объятия, она таяла в них, чувствовала себя защищенной и нужной. Бережно поглаживая руки своего сына, она успокаивала его, потому что как настоящая мать, она нутром ощущала, как его что-то тревожит.

— Мама, я знаю, что я не на многое способен, но… если тебе в следующий раз понадобится помощь, хоть даже в женских делах то, пожалуйста… Пожалуйста, позови меня, или Анну, или папу, незачем всё делать самостоятельно, мы же есть друг у друга не просто так!

Эти слова растрогали Петру, она повернулась лицом к сыну и увидела, как из его голубых глаз текли ручьи слёз. Она не выдержала тех слов что услышала, и вид плачущего сына, вид который она не видела уже очень давно давили на неё. Это было как удар в самое слабое место, и она почувствовала нужду в утешении, которое она нашла в его объятиях. Так они стояли несколько минут, — они могли простоять и дольше, если бы не заурчали их животы. Эта нахлынувшая неловкость позабавила обоих, и они тихо посмеялись над тем, что так сильно испортило столь трогательный момент.

— Пошли, Генрих, утром у нас будет вкусный суп из гороха и картошки, — улыбаясь сказала Петра, вытирая слезы с его набухших щёк.

— Все твои супы вкусные, мама!

Они высвободили друг друга из крепких объятий, но и не остановились на этом: погладив по светлой голове своего сына, Петра вместе с ним направилась в сторону дома. Зайдя внутрь и переступив порог, они поймали на себе взгляд остальных членов семьи: Людвига и Анны. Они вместе удивлённо смотрели на прибывших, вернувшийся Генрих и Петра тоже удивлённо уставились в ответ. Одни не понимали, почему у других красные глаза, другие не понимали причины столь пристальных взглядов.

— Что у вас случилось? — спросил их Людвиг, наконец прервал минуту молчания.

— Всё в порядке, просто обсуждали планы на день, — ответила ему Петра, вытирая свои глаза от слёз.

— Всё настолько печально?

Хоть ответа жены Людвигу было мало, но он почувствовал, — как обычно, — что всё не так критично, как может казаться на первый взгляд. Генрих и Петра прошли за стол, и вся семья дружелюбно смотрела друг на друга, вдыхая приятный запах вареного картофеля и гороха. Суп Петры действительно был вкусным. Был ли он таким из-за того, что его делала любящая мать, или же потому, что в нем были особые специи, которые идеально гармонировали с основными ингредиентами? Генрих надеялся, что когда-нибудь, и Анна сможет так же готовить. Время трапезы проходило тихо, все спокойно и молча ели, один раз Анна просила хлеб у отца, иногда можно было слышать то, как Петра остужает часть супа в ложке, чтобы тот не обжигал рот и не вызывал дискомфорт. Такое же поведение и особенность в виде повышенной чувствительности к температуре имел и сам Генрих.

— Мама… — раздался тонкий и слегка жалобный голосок Анны.

Все замолчали в ожидании продолжения, но Анна не спешила, точнее, она поспешила с началом и не знала какие стоит подобрать слова, чтобы признаться в недавнем происшествии. Все заметили, как девочка начала нервно ковыряться в пустой тарелке.

— Что такое, деточка? — спросила её Петра, не дожидаясь продолжения слов дочери.

— Сегодня утром я кидалась твоими подушками, и боюсь, что, наверное, порвала их. Прости меня, пожалуйста… — Анна говорила грустно и медленно, поднимая взгляд с тарелки вверх.

— Ничего страшного! я посмотрю на подушки и проверю, всё ли с ними в порядке. Их всё равно надо было давно заменить на новые. — Петра не осуждая своего ребёнка за обычные шалости, а говорила спокойно и ласково.

Наличие дополнительной работы для Петры не понравилось Людвигу, но стиснув зубы и крепче сжав ложку, он молча сидел дальше, не смея оспаривать осмысленные решения его жены — матери его детей. Но параллельно этому, Петра уловила взгляд своего сына на себе, в этом взгляде читалась просьба, или даже мольба. Она понимала, что хочет от неё Генрих, и вскоре добавила: «Можешь мне с этим помочь, мы посмотрим на подушки и зашьем их при необходимости; если что, сможешь даже сделать их лучше прежних».

Эта необычная новость обрадовала Анну, она была счастлива от того, что мама попросила её о помощи, ведь она взрослая, а взрослые часто помогают друг другу с полезными и важными делами.

Генрих внимательно осмотрел свою семью. Он безумно радовался тем моментам, когда все собирались вместе, даже за обычной трапезой. Смотря на мать и отца, он вспоминал историю их первой встречи: из учебного заведения Петры были отправлены студенты на металлургический завод, этакая экскурсия в помеси с рекламой возможного места работы. Петра почти сразу приглянулась Людвигу. Металлург долго ухаживал за ней, и однажды она сказала ему: «да».

Конец завтрака был уже менее эмоциональным, чем в самом начале, все спокойно сидели за едой, иногда спрашивая друг у друга что-то новое и важное. Уже после завтрака Генрих знал, что его ждёт несколько часов полевых работ. Он встал из-за стола, убрал