школьной и домашней жизни – Милли замечала столько деталей, что они часто складывались в понятную картинку ближайшего будущего, о которой лучше бы помалкивать. Поначалу-то она могла предупредить учителя, что соседка по парте скорей всего не придёт сегодня, а потом удивлялась его недоумению. То, что папаша Сонии вчера вернулся весь избитый и теперь девочка ухаживает за больным, для неё было так же очевидно, как и знание, что красная луна предвещает песчаную бурю, – зарплатный день у докеров всегда заканчивался попойкой, а потом и дракой. Злой, но туповатый Мирек неизменно в неё ввязывался и получал по шее. А что докерам платят ровнёхонько пятнадцатого, она помнила, потому что их жёны всегда брали лекарства в долг до шестнадцатого. Поэтому ещё с вечера Милли напоминала отцу, что нужно заготовить побольше свинцовой примочки. Он-то её понимал отлично, а вот в школе начинали шептаться и называть ведьмой – с чего бы девчонке из чистого района знать, кого этой ночью избили в портовых кабаках? Так что Милли научилась не высовываться, но втайне жалела, что магического дара не было на самом деле, а так хотелось бы. Отец учил Милли простейшим схемам, позволяющим собирать энергию, но выкачивать её она не умела. Это как дождь – одно дело выставить во двор ведро и набрать немного воды, а другое дело – вызывать ливень щелчком пальцев. Зато всё, что можно было прочитать и применять, Милли вызубрила. Ей легко давались чертежи и таблицы, построение причинно-следственных связей и наблюдение за вероятностями. Ошибалась она редко, обычно там, где дело касалось отношений мужчин и женщин – чувства нарушали прогнозы. Также проблемой были глупцы, которые зачастую действовали импульсивно и вопреки собственной выгоде, но Милли решила учитывать их как переменную величину.

Всё это звучит несколько тяжеловесно, но на самом деле Милли оставалась ребёнком, хоть и увлекалась серьёзными вещами. Любое событие, да и весь мир казались ей мозаикой, на которую можно взглянуть сверху и найти закономерности. Случайных кусочков будет много, но, если хорошенько присмотреться, обязательно разглядишь какой-нибудь орнамент. Милли искренне верила, что смысл есть во всём, нужно только его найти и вытянуть, как единственную золотую нить, спрятанную в переплетениях многоцветной узорной ткани.

В своих изысканиях Милли была совершенно счастлива, и так продолжалось ровно до следующего дня рождения. Десятилетие решили отметить в Джерабе – столице, которую многие считали центром мира. Джераб был оплотом трёх религий, в нём хранились щепки Святого Колеса, высился золотой купол молитвенного дома эрвийского бога Аль-Раши и стояли руины храма Безымянного, которого чтили макаби. Город считался священным, и всякие распри в нём запрещались, светские праздники проходили не в пример тише, чем в распутном Мелави, зато было много красивых и древних мест, ухоженные парки утешали прохладой, а рынки поражали богатством и многолюдностью. В столицу Мадина и Милли поехали вдвоём, отец, как всегда, работал и поздравил дочь, подарив бесценную вещь – кристалл-накопитель, собирающий шальную энергию, которую можно потом забрать одним прикосновением, без всяких сложных схем и ритуалов. Накопитель поглощал, в том числе, и выплески эмоций, как своего владельца, так и чужие, и сохранял их энергию впрок. Эти кристаллы, в отличие от обычных, стоили бешеных денег, и счастливые обладатели прятали их на груди, скрывая от посторонних глаз, потому что такие артефакты могли сдёрнуть с шеи вместе с головой. Милли даже не подозревала, что отец, простой аптекарь, обладал столь дорогим предметом, и тем более не думала, что он передаст его ей. Но отец снял с себя тонкую тусклую цепь с кристаллом, надел на дочь и сказал:

– Ты ведь понимаешь ценность этой вещи? Для остального мира твоя жизнь стоит гораздо меньше, поэтому не дай Колесованный проболтаться о ней кому угодно.

– Но если она так опасна, почему?..

– Хочу, чтобы сегодня она была у тебя, а завтра поглядим, где её лучше хранить.

На прощанье отец обнял её очень крепко, но Мадина уже подкатила к воротам и просигналила, и он разжал руки. Они поехали на шикарном красном мобиле, который редко покидал гараж, потому что выглядел вызывающе. Для обычных поездок Мадина предпочитала неприметную чёрную машину, но сегодня им предстояла кутёж. Они остановились в старейшей гостинице Джераба, которая не выглядела роскошной, зато с крыши её открывался дивный вид. Город лежал как на ладони и очаровывал с первого взгляда. Невысокие дома из белого камня розовели в вечернем солнце, спускаясь с холмов, как стада овечек, по торговым улицам текла яркая толпа, а возле храмов собирались люди в светлых одеждах. Горный воздух был настолько прозрачен, что можно различить море на западе и жёлтые камни пустыни на востоке, светло-зелёные поля, окружённые искусственными каналами, на юге и тёмные северные леса. Но Милли притягивал сам город, не такой весёлый, как Мелави, зато таинственный и прекрасный. У них был всего один вечер, и следовало успеть до закрытия лавок – отец выдал Мадине грандиозную сумму на расходы. Милли спокойно рассматривала платья и украшения, затрепетала только в книжной лавке и надолго там застряла. Потом был ужин в одном из лучших ресторанов города, который выглядел как и всё лучшее в этом городе – скромным, старым и красивым. А ночью Милли снова выбралась на крышу и всё не могла насмотреться на золотые огни, дышала запахом Джераба, в котором смешивалась и прохлада, и дымная горечь, и ладан, и пустынный жар. Подумала, что если бы сейчас составляла духи для себя, то они были бы немного другими и обязательно включили в себя эту ноту и ещё аромат солнечно-жёлтых булок, купленных у Судейских ворот.

Милли уснула, как только легла в постель, потом открыла глаза и поняла, что уже рассвело и горлицы воркуют за окном. После она часто думала, какой на самом деле была эта ночь, которую будто вырезали из её жизни. Но тем утром она ни о чём таком не помышляла, а сразу помчалась смотреть на просыпающийся город и задохнулась от его красоты – теперь его весь заливало золото, сияли и белые дома, и крыши храмов, и тонкая полоска моря на западе, там, где сейчас пробуждался Мелави. Они с Мадиной ещё немного погуляли, накупили подарков друг другу и отцу, а потом сели в мобиль и покатили обратно. Дорога ныряла по холмам вверх и вниз, а Милли хотелось смеяться и петь, как птичке, без слов, а потом обязательно донести свою радость до отца и разделить её с ним, как ту жёлтую, ещё тёплую булку, которую