пересыщенный водой,

И облака, как спущенные флаги,

Метут дворы косматой бородой.

Вот так наверно затекает в трюмы

Сам океан капелью солевой.

Дома сырые – высоки как думы,

Я им с земли – киваю головой.

Я прихожу с высотами в согласье

И не спеша творю свои шаги,

И впитывают серое бесстрастье –

Как губка – иссушённые мозги.

***

«Каждый молод…»

Д. Бурлюк

Динозавры отгуляли –

И костей не соберёшь.

Трупы – тёмным лесом стали,

Лес срубили – сеют рожь.

Рожь пожали – ставят город.

Город вырос и сгорел …

«В животе чертовский голод» –

Будто триста лет не ел!

И – великое застолье,

И – на длинные столы

Звёзды капают фасолью

И слетаются орлы.

Иона

Нет, не нужен мне плоский успех,

Я – не олух с портретом на палке.

Не хочу агитировать всех

За себя. Ибо скоро на свалке

Буду так же, как вы. Тридцать лет

Или триста, иль три миллиона –

Всё равно. Я – поэт, я скелет,

Я – зола, я ничто, я – Иона.

Вечер в деревне

Уже зацветает за домом картошка,

Кругом – лопухи и ромашник в цвету.

По грядке крадётся пугливая кошка.

Как тихо. Как грустно смотреть в высоту.

Как тихо, как грустно. Как много забыто.

Как в памяти много сырой темноты,

Откуда дожди моросят, как сквозь сито.

Но пуст и безоблачен свод высоты.

Стрижи проскользнут по небесному своду,

Певучий комар за затылок куснёт.

Вот небо идёт на крыльцо к огороду,

Вот время бесшумно по травам идёт.

Пестрота

Мир ранит сердце пестротой,

Бессмысленной, не содержащей

Ни малой истины простой

За пагубной абстрактной чащей.

Как будто галлюциноген

Глаза уводит за' нос жадный

В бессмысленно пестрящий плен,

В пустыню без воды отрадной.

Но по пути пустых подмен

Пройдя, достигшие порога,

Зрят, как нежданный феномен,

Лицо невидимого Бога.

Природа сидит на замке

Природа сидит на замке

С большим пистолетом в руке.

В лесу раздаётся стрельба –

А может быть, это судьба?

К виску приложу пистолет,

Мозги превратятся в омлет.

Нет, лучше пойду на шоссе

(Маршрут Краснодар-Туапсе)

И лягу всему поперёк.

Не зря же себя я берёг

До этого самого дня –

Пускай переедет меня

Какой-нибудь пьяный шофёр! –

Накрою шоссе как ковёр,

Своею начинкой мясной,

А будущей жаркой весной

Опять появлюсь из земли.

Так всходят из праха кремли,

И каждая башня к виску

Свою прижимает тоску.

Звезда из макушки растёт,

И колокол жалобно бьёт,

Как пульс у меня в кулаке…

Природа сидит на замке.

Памяти Заболоцкого

Все эти страсти и красоты

Душе не очень-то нужны.

Она устала от заботы,

Она устала от войны.

Она уже, быть может, скоро

Падёт кристалликом в простор,

В шипящий океан раствора,

И тоже перейдёт в раствор.

И чувство полного слиянья

Опорой станет в жизни той

Душе, забывшей про страданья

И наслажденья суетой.

Начало августа

Шептали бархатцы в саду

О том, что в августе не поздно

Ещё найти себе беду;

И радость можно ночью звёздной

Сыскать душистой темноте.

И, как плоды, округлы плечи

У той, кто прячет их в фате,

Накинутой для первой встречи.

И в первый, как в последний раз,

Вдруг усумнившись, дрогнут руки,

Как будто каждый новый час

Чреват безбрежностью разлуки.

Не то, чтоб вовсе не сладка

И не полна была отрада –

Но к вкусу каждого глотка

Примешена земли прохлада.

О себе

Реже, реже выпускаю тень

Порезвиться из себя наружу.

Он хорош конечно, ясный день,

Только самость безотчётно в лужу

Тянет, как бывалую свинью.

Быть хорошим – крайне, крайне трудно.

Чем я крепче внешне, тем гнию

Я верней заочно и подспудно.

Мне знакома Сартра тошнота,

Мне понятен анархизм де Сада.

То ли не хватает мне креста,

То ли вовсе ничего не надо.

Я себя не очень-то люблю,

Но свою познав – в сравненье – ценность,

Требую – коль я её терплю, –

Чтоб меня терпела современность!

Отрешение

Упасть в пахучую траву,

Упасть без имени, без смысла,

Без всяких бредней наяву,

Без думы, от которой кисло.

Лежать. раскинувшись, крестом,

Под голубыми небесами,

Лежать в безвременье пустом,

Не меряя земли часами.

И тихо-тихо муравей

Скользнёт за шиворот от мочки,

И сине-лёгкий суховей

Встряхнёт шафранные цветочки.

И память ускользнёт туда,

Где всё безмолвно и бесстрастно,

Где нет ни горя, ни труда,

Где всё распахнуто и ясно.

Перед полётом

Самолёты столпились, как стадо баранов,

На пустынном небес берегу.

Написать бы сто тысяч хороших романов

Про цветы, про людей, про тайгу.

Исписать бы огромные неба страницы

Быстрым почерком мысли своей,

Иссмеять бы весь смех и исплакать глазницы

Про тайгу, про цветы, про людей.

О, какая печаль и какая свобода

В ощущеньи земной красоты!

Облака проливая, сочится погода

На людей, на тайгу, на цветы.

Клёны

Последней стадией проказы

Страдают клёны за окном -

Зане нет в осени отказа

Персть обменять на вышний дом.

И мятлик, всё ещё зелёный,

Так грустен, что со дна души

Моей растут живые клёны,

Новорожденцы, крепыши.

Я пользы не ищу от чуда,

Я не хочу торжеств добра,

Лишь в пальцах – нечто вроде зуда –

Пощупать, какова кора.

Полупьяное

Мои стихи для зрения трудны –

Уткнёшься в книгу – ну и ясно, видишь фигу.

Я – личный враг мерзавца сатаны,

И я затеял с Вечностью интригу.

К вам, людям, нет претензий у меня,

Пуская гопсеки дрочат на мильоны.

Я трона не хочу, мне хватит пня,

Чтоб возвещать с него свои законы.

Кто скажет мне, что я отнюдь не прав –

Задумаюсь и не затею спора.

Я мудрости учусь у летних трав,

Я подтвержденья жду от Метеора.

Нет, злые люди вовсе не глупцы,

Они умны по-своему. Но выше

Ума земного светлые дворцы

Небесных звёзд свои простёрли крыши.

Смерть китайца

Я китаец с глазками навыкат,

Я люблю портвейн и домино.

Будут ли мне тыкать или выкать,

Мне, признаться, вовсе всё равно.

Я сижу на мостике над речкой

И смотрю на воду под собой.

Я рождён хорошим человечком,

Я в