— Ты несчастна.

Больше они не произносят ни слова. Алиса собирает посуду с практически нетронутой едой, безжалостно выбрасывая завтрак в мусор. Изумрудные туфельки ремешком обнимают стройную лодыжку, белая сумка занимает свое место в руке.

— До вечера, Лёшик, — привычная фраза слетает с глупо улыбающихся губ.

Дверь захлопывается чуть громче, чем обычно. Цокот каблучков спускается по лестнице, выходит на улицу, сменяясь более глухим стуком.

— Быть глупой красивой вазой, — продолжает беззвучно шептать Алиса, убеждая себя в простой истине.

Прогулка, автобус, метро и еще немного пешком. Всего полтора часа и чисто вымытые раздвижные двери впускают Алису во второй дом.

— Смотри-ка, Алисонька пришла, опять вся из себя, будто на подиум, — закатывает глаза рыжеволосая Олеся, вечно прячущаяся за толстыми стеклами очков и стопкой книг.

— Ой, да кто не знает, для кого она так, — отмахивается высокая Лиза, насмешливо осматривая Алису. — Василий Петрович любит таких. Глупеньких и красивых. А работать нам за нее приходится.

Стук изумрудных каблучков не сбивается с ритма, даже если Алиса все слышит. Слышит подобное каждый день. Дурочка, идиотка, глупая, только и умеет, что вовремя ноги раздвигать. Все ее проекты и книги идут кое-как. Продаются, но не слишком успешно. Выпускаются вторым тиражом, но не слишком большим. Всегда в серединке, всегда одинаковый план работ для каждой книги. Шаблон, шаблон, шаблон. Алиса все это знает. Знает, но раз за разом отказывается от книг и проектов, которые могут быть успешными. Знает, но глупо улыбается и предоставляет почти неизменный план. Знает, знает, знает.

Знает, что жена не зарабатывает больше мужа. Жена не может быть известнее своего мужа. Жена не должна быть умнее мужа. Жена слабая, глупая, ненадежная. Ее берегут, любят, заботятся. Алиса садится за свой заваленный модными журналами стол и долго смотрит на очередной план продвижения и верстки книги. Смотрит минуту, две, пять, десять, тридцать.

«Давай разведемся» молоточком стучит по мозгам, отдается дрожью в руках.

— Алисонька, вас на редколлегии заждались, — ехидный голос секретаря возвращает Алису к заваленному столу, скопированному плану, натирающим ноги туфлям.

— Иду.

Каблучки медленно цокают по плитке, тонкие пальцы крепко сжимают стопку бумаги. Этаж, этаж, этаж. Шаг, шаг, шаг. Стук, стук, стук.

— Василий Петрович, это я, — натягивает глупую улыбку Алиса, приоткрывая дверь в просторный кабинет с длинным столом. — Прошу прощения за опоздание.

Восемь человек окидывают Алису неприязненными взглядами. В коридоре перед дверью гудит уничтожитель бумаги, поедая бездарный план.

— Заходи-заходи, — без энтузиазма зовет начальник, втайне вздыхая. — Проект для «Never give up» готов?

— Нет, — с глупой улыбкой отвечает Алиса.

Квадратное лицо Василия Петровича вытягивается, и он растерянно молчит. Сотрудники отделов продаж, производственного отдела и отдела по закупке иностранных прав закатывают глаза, фыркают, а кто-то даже громко шепчет:

— Неужели на этот раз даже скопировать было сложно…

— Скопировать несложно, — с той же улыбкой отвечает Алиса, направляясь к доске с маркерами. — Я просто решила предложить что-то новое.

Следующие пятнадцать минут на редколлегии слышен только скрип маркера по доске и ровный, тянущий буквы, как жвачку, голос. Алиса рисует схемы, рассказывает о зарубежных рейтингах и продажах, высказывает предположения об ожиданиях книги на местных рынках, анализирует сюжет, целевую аудиторию, предлагает самые дешевые, но эффективные в этом случае способы продвижения. Большинство пропускает слова мимо ушей, смотря на женщину в изумрудной юбке, как на призрака.

— На этом у меня все. Думаю, стоит выпустить пробный тираж в пять тысяч и…

— Нет, — торопливо перебивает Алису «продажник» Влад. — Я предлагаю начать сразу с пятнадцати тысяч.

— Да, если воспользоваться всеми вариантами продвижения, которые предложила Алиса Евгеньевна, а также использовать дополнительные PR-акции, то, возможно, придется печатать еще дополнительный тираж, — кивает Виктория из отдела маркетинга.

Алиса глупо хлопает глазками, разглядывая коллег. Это сон? Кто-то на ее стороне? И называет не «Алисонька», а «Алиса Евгеньевна»? Споры длятся недолго, но почему-то сегодня на Алису смотрят другими глазами. Пусть хвалят не ее саму, а лишь ее работу, но… Она ведь не была сегодня глупой, так почему?

Почему.

Почему?

Почему!

На каждый этаж один и тот же вопрос без ответа.

— Глянь-ка, похоже, Алисонька опять напортачила на редколлегии, — снова хихикает Лиза, попивая кофе.

— Книги создавать — это тебе не задницей крутить, — высокопарно выдает Олеся и стушевывается под внимательным взглядом Алисы.

Алиса ничего не отвечает и на этот раз, но острые ногти оставляют следы на внутренней стороне ладони. Быть ли красивой глупой вазой? Этот вопрос разгорается где-то в душе, но пока не находит ответа. Однако к вечеру стол Алисы удивительно чист. На нем не осталось ни журналов мод, ни глупых записок на цветных стикерах, ни кучи папок, которые нужно разобрать как-нибудь потом. Только три книги, которые уже готовы к выпуску, да пара блокнотов, наполовину исписанных аккуратным почерком.

Прогулка пешком, метро, автобус и снова цокот каблучков по асфальту, по лестнице. Звон ключей. Дома тихо. Алиса по старой привычке аккуратно кладет сумочку на столик, снимает изумрудные туфельки и замирает, не зная, куда себя деть. Она сползает по дверному проему, забивается в уголок возле двери и отчего-то, впервые за много лет, громко рыдает. Ее тело трясется, пытается ладонями заглушить громкие всхлипы, забивает внутрь отчаянное «почему». Белоснежные зубы кусают пальцы и накрашенные губы, заставляя молчать. Алиса утыкается лбом в колени, пытаясь унять крупную дрожь.

— Не хочу, не хочу… — сквозь всхлипы проталкивается наконец шепот сердца.

Звон ключей затыкает истерику в один миг. Алиса торопливо вытирает слезы рукавом белой рубашки, нацепляет глупую улыбку и даже успевает встать. Алексей замирает на пороге. С недоверием смотрит на жену. Размазанная тушь, искусанные до крови губы, испачканные пальцы и рукава, мятая юбка с песочным налетом. И пусть глупая улыбка на месте, сегодня Алиса кажется живой, настоящей.

— Что случилось? — голос Алексея звучит хрипло, обеспокоенно. Он смотрит с такой любовью и сопереживанием, что вытертые недавно слезы вновь прокладывают дорожки по щекам Алисы.

— Не хочу быть глупой, пожалуйста, пожалуйста, можно мне хоть немного быть умной? — она умоляет срывающимся шепотом, осторожно тянется к крепким плечам мужа, не забывая про чужие раны. — Я не буду доставлять неудобств, не буду казаться умнее тебя и зарплату могу кому-нибудь отдавать, только, пожалуйста, разреши мне дышать.

Алексей притягивает к себе жену и, стараясь не потревожить ребра, бережно гладит ее по спине:

— Кто тебе сказал, что ты глупая?

— Я должна быть глупой красивой вазой, чтобы меня любили, — заученная фраза слетает с обкусанных губ. — Я должна быть глупой красивой вазой, чтобы быть счастливой.

— А разве