немного неловко. Но в то же время их постоянство помогало Роуэн чувствовать себя укрытой, защищённой — и притом скованной по рукам и ногам! Их-то легендарные приключения уже давно завершились, тогда как её приключения, казалось, так никогда и не начнутся.

С громким топотом Роуэн сбежала вниз по ступеням башни, промчалась мимо нескольких ошарашенных стражников, дежуривших на нижнем уровне, и со всех ног бросилась в открытую заднюю дверь, ведущую в сад. Она устремилась по одной из усыпанных мелким гравием дорожек, поняла, что свернула не туда, и поспешила обратно мимо изгороди из цветущего шиповника. Её дыхание сбилось, а сердце готово было вот-вот выскочить из груди. Уилл стоял, упёршись бледными руками в края поилки для птиц, и неотрывно смотрел туда, где его пальцы касались воды.

— Уилл! — закричала она.

Он и ухом не повёл. Тогда она подбежала к нему и хлопнула ладонью по плечу. Убедившись, что и это не привлекло его внимания, она сама заглянула в мелкий водоём, и у неё захватило дух.

Несмотря на летний зной, поверхность воды покрылась гладкой ледяной коркой. Само по себе это не было чем-то необычным, ведь Уилл владел магией холода. Но лёд имел странный, почти зеркальный блеск. Прямо под поверхностью виднелись смутные очертания какой-то местности, как будто они с братом стояли очень высоко и смотрели на столь отдалённые земли, что можно было различить лишь унылый пейзаж зыбких песчаных дюн, на которые сердитым оком взирала распухшая от важности луна.

Видение задрожало, словно по нему прошла рябь, а когда поверхность снова успокоилась, они увидели

череп исполинского дракона

а затем, будто кто-то перелистнул страницы фолианта

скрытую в тенях фигуру, присевшую на корточки на толстом суку

а затем

отряд рыцарей в сверкающих доспехах, расправивших блестящие крылья

— Уилл! — она стряхнула с себя оковы соблазнительных видений, схватила брата за обе руки и силой оттащила его в сторону.

Лёд растаял.

Уилл ахнул: — Роуэн? Ай! Пусти!

«Уррра! Уррра!» — раздались из-за стены радостные приветственные возгласы.

— Они уходят! Уилл! Нам нужно торопиться!

Он растерянно уставился на неё своими большущими придурковатыми глазами. — Что? Ой! Что же ты сразу не сказала?

— Заткнись и шевели ногами!

Роуэн бросилась бежать по той же тропинке, которая привела её сюда. Уилл легко припустил за ней, не отставая ни на шаг. Они успели как раз вовремя... вернее, так она думала до тех пор, пока не увидела дверь в башню. В Арденвейле всё подчинялось строгому распорядку: неукоснительное следование правилам было необходимо для того, чтобы отражать угрозу Дебрей и их буйных, опасных, смертоносных обитателей, которые никогда не смогут жить в мире с Королевством. Как только открывались ворота, ведущие на внешнюю насыпь, все ворота в замке, выходящие на внутреннюю насыпь, сразу же закрывались.

Они были заперты в цветнике, не имея возможности попасть на передний двор.

Роуэн стукнула кулаком в обитую железом дверь. — Эй, кто-нибудь!

Уилл перехватил её запястье прежде, чем она успела нанести следующий удар. — Так ты только себе навредишь. Она заперта изнутри. Её не откроют. Мы просто перелезем через решётку, как всегда делали.

— Слишком далеко, мы не успеем.

— Ещё как успеем, — ответил он с тем раздражающим оптимизмом, который так и бил из него всякий раз, когда они оказывались в безвыходной ситуации.

Они помчались в дальнюю часть сада, где по увитой плющом ограде можно было вскарабкаться к пекарскому дворику, а затем сделать крюк через летние кухни, через несколько соединённых друг с другом переходов, через кладовые с маслом и зерном, и конечно же, конечно же, конечно же, они опоздали. Тяжело дыша, они взбежали на внутреннюю насыпь как раз в тот момент, когда прогремели последние фанфары. Шествие покинуло замок. Внешние ворота закрылись. Зеваки, беззаботно болтая, разбредались кто куда, не обращая внимания на двух взмыленных юнцов в неброской одежде.

Роуэн сложилась пополам, уперев руки в колени и хватая ртом воздух. Если бы это могло ей хоть чем-то помочь, она бы непременно разрыдалась, но она знала, что слезами горю не поможешь, и поэтому не стала плакать.

Уилл даже не запыхался.

— Мы их упустили! — воскликнул он своим самым отвратительным бодрым голосом. Как и отец, он имел раздражающую привычку оставаться невозмутимым перед лицом трудностей. — Они даже увели с собой наших пони.

— Ты их упустил! Это ты виноват! — набросилась на него Роуэн. Конечно, несправедливо было сваливать на него всю вину, но она слишком сильно разозлилась. — Я упустила их из-за тебя! Как ты мог?

Он взглянул на небо. — Обычно шествие не начинается до полудня, так что в каком-то смысле это не мы опоздали, а они ушли раньше. Мне надоело, как обычно, изнывать в ожидании. И, кроме того, Ро, у меня было это... это странное ощущение, знаешь, как будто фитиль вот-вот должен вспыхнуть, но всё никак не разгорается, а потом я понял, что должен срочно сотворить зеркало, и оно покажет мне что-то важное. Ты сама видела. Все эти места...

— Да, я знаю! Места, в которых мне так и не придётся побывать, из-за того что ты не смог разок постоять и подождать!

— Я… мне кажется, что эти места находятся не в нашем Королевстве, Ро.

— Или в Дебрях. Для тебя нет разницы. Тебе нравится Арденвейл. Ты здесь счастлив. Но не я. И ты знаешь, что Матушка ни за что не отпустила бы меня одну. Я навечно прикована к тебе. Как бы мне хотелось хотя бы в этот раз оставить тебя позади, ты, никчёмный разиня с куриными мозгами!

— На самом деле, курицы весьма умны.

— Тогда я беру свои слова обратно!

— Выходит, мне не почудились ваши голоса, дети. Не могли бы вы не ссориться прилюдно, если вас это не затруднит?

Роуэн выпрямилась. При звуках этого преисполненного достоинства голоса из её лёгких разом вышибло весь воздух. Они с Уиллом обернулись, словно их потянули за одну верёвочку, и встретились лицом к лицу с августейшей королевой Линден. Та была облачена в великолепное, серебристое с белым, платье, на рукавах которого были вышиты свёрнутое в кольцо пламя Арденвейла, замочная скважина Вантресса, кубок Локтвейна и молоты Гаренбрига, отмечая те дворы, где её посвятили в рыцари.

Оба поклонились, прижав правую ладонь к сердцу, как полагалось делать молодым людям при встрече со старшими. Правая бровь королевы взлетела вверх, покорив новую вершину скептицизма и