— Не надо себя так мучить. Он просто выполнял свой долг.

— Он сделал больше, чем требовал долг, — сказала она холодно.

Уинстер не ответил, и Джулия замкнулась в молчании, которое длилось, пока они не приехали в Ламмертон.

Следующие дни были кошмаром. Уинстер настоял на том, чтобы остаться в Ламмертоне на весь мучительный период похорон сэра Хьюго и последовавшего за ними аукциона. Джулии казалось, что она не выдержала бы, если бы он не стоял надежной стеной между нею и унижением, которое ее ждало. Сэра Хьюго объявили банкротом, выручка от аукциона пошла на то, чтобы хоть в какой-то мере возместить потери акционеров. Когда все расчеты были закончены, у них с матерью осталась только крохотная ежегодная рента. Она могла бы пополнить те доходы, которые Джулия надеялась получать, работая, но на нее невозможно было прожить.

Уинстер пришел в ужас, когда увидел, где они намереваются поселиться. Ему не понравился сам дом, не одобрил он и хозяйку квартиры. Но Джулия не хотела ничего слышать против добрейшей миссис Купер: под ее флегматичной манерой держаться скрывалось золотое сердце.

Крокусы, которые эта женщина посадила в цветочные ящики на окне гостиной своих новых жильцов, уже начали выпускать первые зеленые ростки, когда Джулия и ее мать наконец переехали на Кэмбриен-Терес. Бледные стрелки, пробивающиеся сквозь грунт к свету, казались символом существования самой Джулии: она покинула дом с его ощущением любви и надежной защиты и начинала новую жизнь в мире, который представлялся ей незнакомым и пугающим. Она не могла не думать, что ее попытки утвердиться в этом мире и зарабатывать на жизнь могут быть обречены, как и недолгое существование нежных цветков, распускавшихся на ее глазах.

Хотя Джулии не хотелось опять принимать помощь Уинстера, она знала, что ей необходимо срочно найти работу, и решила, что глупо было бы не воспользоваться его рекомендацией.

Не без трепета она вошла в высокий элегантный дом на Гровнор-стрит, где серебряно-золотую дверь охранял швейцар в серой ливрее. Ее провели по широкой лестнице, застеленной серебристо-серым ковром, туда, где за столом в алькове сидела хорошенькая девушка.

— Доброе утро, мадам. Что вам угодно?

— У меня назначена встреча с месье Деспуа. Я мисс Трэффорд.

Девушка исчезла и вернулась через минуту, полная любопытства. Она решила, что прекрасно одетая молодая леди — их новая покупательница, и была изумлена, когда Деспуа пригласил ее в свой кабинет, где он никогда не принимал клиентов.

Впервые увидев знаменитого модельера, Джулия была потрясена. У него была внешность спортсмена, а не человека, составившего себе состояние умелым обращением с тканями. Высокий, широкий, он, казалось, заполнял собой весь кабинет — и не только телом, но и своей личностью. Он пристально посмотрел на нее, и она сразу же пожалела, что имела нахальство обратиться к нему. К чему такому человеку работник без всякого опыта?

— Пожалуйста, присядьте, мисс Трэффорд. — Деспуа говорил медленно и четко, с небольшим, явно не французским, акцентом. Он подождал, пока она уселась, и продолжил: — Вы дочь сэра Хьюго Трэффорда, не так ли?

— Да. Мистер Уинстер был другом моего отца. Я познакомилась с ним во время… суда.

— Пройдите сюда, мисс Трэффорд, — сказал он отрывисто, — я на вас посмотрю. Оставьте жакет на стуле.

Джулия послушалась, и Деспуа стал пристально ее разглядывать. В солнечном свете, проникавшем в окна, не было видно ни одного изъяна на ее нежном заостренном лице. Ставшие чуть глубже за последние три месяца впадины под скулами придавали своеобразие классическим чертам ее лица.

— Остановитесь в центре комнаты и медленно повернитесь, — скомандовал он, наблюдая, как она выполняет его указания. — У вас превосходная фигура, — сказал он. — Я люблю, чтобы мои манекенщицы были высокими и изящными.

— У меня нет опыта, — выпалила она.

— Это очевидно. — Он улыбнулся. — Но вы от природы грациозны и умеете носить одежду.

— Значит, вы берете меня?

— Да. Мне пригодится еще одна девушка. Но работа нелегкая, и вам многому предстоит научиться. — Он подошел к своему столу, нацарапал что-то на листке бумаги и протянул его Джулии. — Приходите в следующий понедельник в девять. Войдите в последнюю дверь на лестничной площадке и поднимитесь к мадам Анжеле. Будете работать под ее началом. — Он протянул ей руку. — Удачи вам, мисс Трэффорд. Надеюсь, вам у нас понравится.

Она помедлила.

— Не знаю, согласитесь ли вы… но я предпочла бы, чтобы здесь не знали моего настоящего имени. Я сейчас пользуюсь девичьей фамилией моей матери — Тревелиан.

— Как хотите.

— Спасибо.

Она уже держалась за ручку двери, когда снова услышала его голос, в котором теперь звучал смех:

— Вы не спросили, какое у вас будет жалованье, мисс Тревелиан.

Она быстро обернулась:

— Я совсем забыла.

— Научитесь быть более деловой! Поначалу это будет чисто номинальное жалованье, которое увеличится, когда вы начнете показывать модели.

Она поблагодарила его, а потом, попрощавшись, спустилась вниз по лестнице, чувствуя себя почти счастливой.

В понедельник она пришла в салон на четверть часа раньше назначенного срока. Ее очень тревожило, какой окажется мадам Анжела. Опасения, что ее начальница будет неумолимым тираном, оказались беспочвенными: мадам Анжела была очаровательной дружелюбной женщиной чуть старше сорока, с темными выразительными глазами, пикантным личиком и по-птичьи быстрыми движениями.

Джулия прошла за ней в комнату, где масса женщин толпилась вокруг манекенщиц. Ее представили каждой, и две девушки понравились ей сразу же: Джеки Фентон — стройная, живая, с чуть вздернутым носом и ярко-рыжими волосами — и Стелла Берне — белокурая и миниатюрная. Главная манекенщица Клер Северн — высокая белокурая блондинка с большими серыми глазами — не вызвала у Джулии ни малейшего чувства симпатии.

Она посмотрела на новенькую презрительно и едва снизошла до приветствия, а потом и вовсе стала ее игнорировать. Но Джулия была так заинтересована всем происходящим, что невежливости Клер не заметила. Несколько следующих недель она только смотрела, как девушки примеряли наряды весенней коллекции, которые им предстояло показывать.

Все это время Джулия продолжала встречаться с Уинстером, и очень скоро поняла, что он рассчитывает с ее стороны на нечто большее, чем простая дружба. Но она все еще находилась под впечатлением случившегося, и в ее душе не было места другим чувствам. Она стала избегать встреч с ним. Понимая, что пока она не в состоянии ответить на его любовь, Конрад терпеливо ждал своего часа.

За три дня до начала демонстрации весенней коллекции Джеки, которая несколько дней жаловалась на боли в боку, попала в больницу с приступом аппендицита.