купания из-за несоответствия микробиологических показателей воды норме. Так что местные предпочитают выезжать покупаться в бухтах за городом, а я, бывает, плаваю и здесь. Правда, тайком, когда никого нет дома, а то заругают.

Смотрю на проступающие сквозь песок огромные валуны, облюбованные чайками и бакланами. Не знаю, почему некоторые местные так рвутся уехать из наших краев в столицу. Лично я не представляю себя в отрыве от этого места. От этих диких нетронутых рукой человека красот. И не пугают меня ни долгая доставка в интернет-магазинах, ни огромные по меркам европейской части страны цены, ни раздолбанные дороги, ни сумасшедшая влажность, ни маленькие зарплаты. Впрочем, на безденежье мне жаловаться глупо. Юра достойно обеспечивает семью.

Я так погружаюсь в свои думы, что не слышу чужих шагов за спиной.

— Хорошо тут у вас.

Вздрагиваю, поворачиваюсь к севшему рядом Бутенко.

— У вас тоже, говорят. Когда на новоселье уже позовете?

— Когда ты перестанешь мне выкать. Чувствую себя стариком.

— Глупости, — криво улыбаюсь, — у врачей к этому иммунитет. Вас же с юных лет только по имени-батюшке величают. Вот и я привыкла.

На самом деле это, конечно, правда, но не вся. Мне просто кажется, что сокращенное до «Жоры» имя Бутенко жутко ему не идет. Вот Георгий — другое дело. Оно соответствует масштабу этого большого во всех смыслах человека. Почему его никто так не зовет? Почему, стоит только уйти от условностей, Георгий Борисович превращается в Жору?

— Элька, ну, хоть на ты давай.

— Только ради приглашения на новоселье, — смешливо щурю глаза.

— А восемь лет дружбы, значит, недостаточный повод? — подхватывает заданный тон Бутенко.

— Не пытайся спрыгнуть с темы. Все равно не отмажешься! Георгий Борисыч, ну правда. Только ведь и разговоров, что ты, наконец, построился.

— Да где там? Кажется, все темы у вас здесь крутятся вокруг рыбалки.

— У нас здесь? Ты сколько лет назад переехал? Остров так и не стал твоим домом? — оживляюсь я. Бутенко приехал к нам из столицы молодым специалистом поднимать новенький медицинский центр. Как пришлый, он, конечно, не мог понять нашей любви к рыбалке. А это ведь целое дело! А это ведь свои ритуалы и передающиеся из поколения в поколение традиции. Вспомнить хотя бы лов корюшки. Или зимнюю крабалку.

— Да, наверное, лет двенадцать назад. Я никогда не считал.

— И до сих пор не проникся?

— Рыбалкой — нет. А так уже вроде привык.

— А как же азарт? Да ты что!

— Мне азарта на работе хватает.

Разговор заходит в тупик. Некоторое время сидим в тишине, не сговариваясь, наблюдая за чаячьей охотой.

— Пойдем в тепло, Эля.

— Иди. Я пока не хочу.

— Юра уже угомонился.

— В каком это смысле? — невольно нахохливаюсь.

— В самом прямом. Спит он. Идем. Все будет хорошо.

— Конечно, будет. Я не понимаю, о чем вы.

— Мы уже вроде на ты?

Закусив губу, жадно хватаю носом прохладный воздух. Завелась я и впрямь не по делу. Стыдно как…

— Я Юре не изменяла, понятно? Это ошибка. Какая-то чудовищная ошибка. Да? — истерично всхлипываю я, ни с того ни с сего вновь падая на самое дно отчаяния.

— А на хера вы вообще тест делали? Юрка, что… он усомнился? Потребовал доказательств?

Рука Бутенко проходится по моему бедру, я, как полная идиотка, отшатываюсь в сторону, прежде чем понимаю, что он просто полез в карман за сигаретами. Наверное, у меня такая карма — выставлять себя перед ним дурой.

— Н-нет. Что ты? Конечно, нет. Я сама.

— Зачем?

— А как ты думаешь? Надоело, что каждый мнит своим долгом поделиться, что наш сын совсем не похож на родителей.

— Люди бестактны.

Борисыч вставляет в рот сигарету, сминает пустую пачку и выбрасывает в урну, прикрепленную к боку скамьи.

— А можно и мне?

— Так последняя ведь.

Чувствуя себя ужасно нелепой, пожимаю плечами. Идиотка, говорю ж.

— Если не побрезгуешь — на, травись, — добавляет, затянувшись.

Какая глупая ситуация. Откажусь — подумает, что побрезговала. Нет — придется курить одну сигу на двоих, а это слишком интимно. Но как же хочется! Как вкусно пахнет дым… Я вот лично не понимаю этих всех айкосов с их мерзким ароматом гнили.

Пауза затягивается. Бутенко тоже… Не глядя на него, протягиваю руку. Сигарета из его пальцев перекочевывает в мои.

— Только смотри, чтобы никто не шел.

— Неужто до сих пор мамку боишься? — белозубо улыбается Георгий Борисович.

— Еще как.

Прикрываю глаза. Сигарета скворчит. Шумит море, баюкая окунувшееся в него одним боком солнце. Можно сколько угодно притворяться, что все хорошо…

— Георгий Борисыч, как думаешь, какая вероятность больше? Что перепутали биоматериал, отданный на анализ, или… его же, но на ЭКО?

Отдаю сигарету. Бутенко глубоко затягивается.

— Я бы сказал, что и то, и другое невозможно, — наконец, говорит он.

— Вот ты онколог. Через тебя проходят миллионы анализов, всяких биопсий, неужели никогда не бывало сбоев?

— За столько лет всякое случалось.

— Вот видишь. Уверена, при повторном тесте мы получим совсем другой результат.

— Дай бог. — Бутенко возвращает мне сигарету и добавляет: — Эль, а ты на материнство не думала сделать тест?

— З-зачем? — давлюсь дымом.

— Если биоматериал перепутан на этапе ЭКО, где гарантия, что была взята твоя яйцеклетка?

ГЛАВА 3

— Эля, я не понимаю. У вас что-то случилось?

— В каком смысле? — удивляюсь я.

— Это ты мне скажи, почему ты сегодня такая дерганая. Ушла куда-то. Юрчик вообще напился. Я его никогда не видела в таком состоянии.

— Мам, — закатываю глаза. — Папа тоже еле ноги переставляет. Я ж не спрашиваю, что у вас случилось.

Невольно растягиваю губы в улыбке, наблюдая за не слишком успешной попыткой отца погрузиться в такси при посильном участии моего свекра. Вот уж у кого праздник удался, так это у этой парочки.

— Тоже мне нашла с кем сравнивать! Я тридцать лет с этим выпивохой живу.

— И неплохо ведь живешь, мам.

— Неплохо, — соглашается та, — но Юрчик наш не пьет почти, а тут, Эля!

— Мам, ну что? Не я же в него водку заливала.

— Ага. Это твой непутевый папаша взялся мне зятя спаивать! Ух, я дома ему задам!

— Не надо. Не ругайтесь. И давай уж садись, а то придется простой оплачивать.

— Тогда до скорого, — мама крепко меня обнимает, ведет носом, принюхиваясь: — Ты что, смолила, Элька?

— Да ты что?! — округляю в праведном гневе глаза. — Это я от Борисыча прокоптилась.

— Смотри мне!

— Ой, все! Мне не пятнадцать.

— Ладно, не злись. Ты помнишь, что мы на Янтарный собирались? Хочу новую мормышку попробовать в деле.