Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда он вваливается в нашу скромную обитель, обломки мёртвого жука уже неразличимы на фоне бездны, а на экране мигает надпись:
— Нашёл, что искал? — и длинный частокол крестиков.
Пилот отрубает мой доступ к замкам и возвращает Жука в нормальное положение. Вслед за этим он подсоединяет запасной аквариум с мутной жижей, аккуратно протирает стёклышко и тщательно регулирует внутренние параметры. Потом растекается в своём кресле, назовём это креслом, и методично проверяет показатели приборов.
— Наследие голодного детства — не могу бросать еду, — выдаёт он, когда я уже не жду объяснений.
Фраза смахивает на оправдание, но этот оттенок люминесценции мне пока незнаком.
— Как долго у вас длится детство? — не могу я сдержаться. — И как поживает щит?
— Щит держится, — уведомляет он без лишних подробностей.
И в самом деле… Вот, почему он так долго возился вне корабля!
— Это было смело, — пытаюсь я выкрутиться.
Пилоту, конечно, нет дела до моих оценок.
— Я имею ввиду не только выход в космос, — прибавляю я, нервно теребя серьгу в ухе.
Правду сказать, для меня и космос стал бы перебором, но каждому своё. Пилот нехотя возвращается к диалогу:
— У смелости должна быть цель, кроме выживания.
Я уже отмечал, что не силён в философии, и разговор прерывается на пару недель. Всё это время наш помятый Жук печально ковыляет на пяти ногах по границе мира, а я обрабатываю кадры прощания с разбитым кораблём. Несколько карточек я успел нащёлкать — не пропадать же теме! Пилот так же старательно возится со своими аквариумами, что-то пересаживая из одного в другой и время от времени зажигаясь разочарованным белым светом. Обсуждать совместное приключение он не желает, а благодарности можно ждать до следующего конца света. Но спустя какое-то время он просит почитать мои хроники. Буду знать, что не зря старался! Если выдам страшные тайны, человечеству это не повредит. Пилот не выражает никакого мнения, но методично листает страницы и как раз добирается до последней, когда перед нами открывается нора.
Я не знаю, как назвать точнее маленькое круглое отверстие в Сфере. В масштабах вселенной позволительно считать, что отверстия вовсе нет. Должно быть, Сфера здесь начинается. Или заканчивается. Или кто-то до нас пытался перебраться отсюда туда. Оттуда сюда…
Мы несколько раз огибаем загадочное место, но не находим никакой подсказки. Измерения тоже не помогают. Тут Сфера есть, а там её уже нет. Моя работа спорится, я делаю отличную серию фотографий и вполне сытый отправляюсь над ними колдовать. А Пилот опять забирается в ракушку и отбывает на разведку. Я предлагаю заодно выбросить протухший аквариум. Или ему так нравится запах? Но напарник никак не реагирует. Зря, между прочим! Теперь-то я могу отстегнуть трос. Щит работает, значит Жуку ничто не грозит. Особенно, если не соваться в нору. Почему-то мне кажется, что Пилот непременно захочет туда влезть! Венерианцы вечно лезут туда, куда их не звали. Надеюсь, его засосёт в этот кратер, и всё определится само собой.
Но он опять возвращается и буднично объясняет, что мы можем перебраться на ту сторону. Сфера не слишком толстая.
— А что там? — обалдеваю я.
Он сообщает с коротким жёлтым проблеском:
— Звёзды.
— Какие?
Двойной жёлтый проблеск.
— Обычные.
Весьма информативно, спасибо.
— Расплющит нас. Или разнесёт на атомы, — предполагаю я, с тоской взирая на единственный выход.
— Значит, держи атомы крепче, — советует Пилот. — Что ты от меня хочешь?
— А вдруг ты давно всё понял? — пытаюсь я острить. — Кто разберёт ваш инопланетный разум!
— Сам ты инопланетный разум.
Посовещавшись таким образом, мы всё-таки отправляемся за край. Не потеряй наш кораблик ногу, дорога далась бы легче. А так нас то и дело сносит в пропасть.
— Будем болтаться в пустоте, а не на поверхности, — отстранённо замечает мой спутник, — разница небольшая.
Пока этого не случилось, я тороплюсь сделать побольше снимков. Уж эти точно будут уникальными! Так я себя подбадриваю. Где они будут уникальными — здесь? И кому их демонстрировать — Пилоту? Ещё пара лет блужданий, и я дозрею до персональной выставки. Работа помогает справиться с паникой. Я зажмуриваюсь лишь в последние полчаса, отсчитываю сотые доли секунд и жду, когда корабль остановится. По ту сторону Сферы. По ту сторону…
Ладно, проехали. На той стороне всё так же, как на нашей. Словно мы опять на изнанке Сферы. А лицевой стороны попросту не существует. Я оборачиваюсь к Пилоту за комментариями, и он указывает на скопление дальних светил:
— Утренний Дождь.
Теперь уже я молчу пару дней. Справиться с оцепенением помогает только всплеск в эфире. Мы привыкли жить в гробовой тишине. И вдруг — голос! Это голос… Наш неунывающий передатчик настроен на обе планеты, но которая отозвалась? Я кидаюсь к панели управления и врезаюсь в неё с разбега.
— Не покалечься, — иронизирует Пилот, — и не разбей мне оборудование.
— Откуда?
— По координатам сигнал идёт с Земли, — заявляет он бесстрастно, — но координаты в противоположной стороне. Если я понятно объясняю.
Мой взор невольно упирается в сияющую черноту зеркального мира. Я вижу искажённый контур своего лица в переднем иллюминаторе, но затрудняюсь описать его выражение. Будто передо мной инопланетянин.
— А Венера? — и спрашивать глупо, и не спросить нельзя.
— Если речь о Пайте, то он молчит, — с непонятным злорадством докладывает Пилот. — Что мы решаем, мой счастливый друг?
Мы! В последний раз он не стал забирать у меня доступ к корабельному компьютеру. Порулить не удастся, но кое-что я могу. Могу, например, распахнуть все люки, чтобы не тащить дальше венерианскую заразу. Как ни крути, эта мысль всегда приходит первой.
— Что они говорят? — стараюсь я отвлечься от соблазна.
Это повторяющееся обращение ко всем и в никуда. Хочется верить, что мы поймали приветствие, адресованное братьям по разуму. С Земли тоже слали такие приветы. На свою голову. Но послание может означать, что угодно. Например — не двигаться, вы окружены.
— Наш переводчик не знает этого языка. Почему-то, — довольно заключает Пилот.
Я кусаю губы, перебирая в голове варианты.
— Может, с ними связаться?
— На непонятном языке? —