Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Джейд Тугуд? Больше похоже на Джейд, которая ни на что не годится[8].
– Очевидно, предложение было не слишком хорошей идеей.
– Вероятно, она была слишком хороша для тебя.
Я изо всех сил стараюсь не реагировать.
Когда я сказал маме, что планирую сделать предложение, она разволновалась и решила собрать семью, соседей и еще целую толпу незнакомых мне людей на вечеринку по случаю моей помолвки. Что может быть хуже, чем провести день, празднуя помолвку в компании едва знакомых людей? Теперь я знаю что: провести с ними день, оплакивая свою несостоявшуюся помолвку, куда труднее.
Когда вчера я попросил все отменить, мама возразила, что приглашения уже разлетелись, и посмотрела на меня так, словно все неделями ждали этого события, разбив палаточный лагерь под открытым небом, поэтому никак нельзя просто обзвонить их и сказать, что вечеринка не состоится.
Баннер «Счастливой помолвки!», висевший на фасаде нашего кирпичного дома 1960-х годов постройки, был перерисован и теперь гласит «Добро пожаловать домой!». Большинство людей просто купили бы новый баннер… Даже нет: большинство людей просто отменили бы вечеринку. Но мои родители – не большинство людей.
Мама целую вечность ждала шанса покрасоваться перед соседями. Предыдущую вечеринку она устроила, когда я первым в нашей семье поступил в университет. Всем говорила, что я отказался от предложений из Оксфорда и Батского университета, хотя на самом деле это был университет Брукса. В нашей деревне главное развлечение – выпендриваться друг перед другом, больше в Кэдбери почти нечем заняться. В соседнем поселке Уэстон-сьюпер-Мэр есть хотя бы пирс и ослы, на которых можно кататься по пляжу, а у нас – только магазин «Рыба и чипсы», аптека, где проходят неофициальные встречи группы «Весонаблюдатели», и «Национальный паб года» (так написано на вывеске. И лишь мелким шрифтом уточняется, что эта награда была присуждена в 1987 году; с тех пор у заведения сменилось пять владельцев).
До меня в нашей деревне никто и никогда не оканчивал университетов. Я хотел вырваться отсюда, увидеть мир, изучать искусство и литературу, влюбиться – но из-за нескольких неудачных решений меня принесло обратно. Похвастаться мне нечем: ни девушки, ни карьеры. Ничего.
Я отхожу от входной двери и заглядываю в гостиную. Папа, как и всегда, когда собирается компания, пользуется случаем заработать. Тщательно оберегая последние сохранившиеся пряди волос, он стоит в углу в клетчатой рубашке, принимая ставки на то, кто из жителей деревни умрет следующим. Если угадаете, кто первым отбросит коньки, – заберете домой котенка (очевидно, после того, как папа получит за него значительный процент). Впрочем, это не идет ни в какое сравнение с тем, как он нажился на моем выпускном, купив туда дополнительные билеты и перепродавая их по грабительским ценам за пределами Барбикана.
Мама тем временем в своей стихии: подносит гостям канапе, как хозяйка светского приема в Нью-Йорке 1920-х годов. Недавно она бросила работу риелтора и теперь ест слишком много шоколада, чтобы с полным правом ходить на встречи группы «Весонаблюдатели», где можно пообщаться и посплетничать. В остальном ее светская жизнь ограничена еженедельными визитами к Грэму, ее психотерапевту; он утверждает, что способен видеть будущее, однако о моем разрыве с Джейд не предупреждал.
Бабуля с каждым моим приездом, кажется, становится все ниже и ниже. Сейчас она танцует и поет посреди комнаты. Спектакль «Волшебник страны Оз» в театре одного актера – для всех, кто готов смотреть и слушать. Она жизнь и душа любого мероприятия.
Хотя вечеринка устроена в мою честь, я не знаю большинство людей, собравшихся в нашей гостиной. Да я и саму гостиную узнаю́ с трудом: мама уставила ее новой мебелью и украсила безделушками, которые папа завтра вернет в магазины. Кажется, что мы попалив журнал «Домашний очаг», но только на один день. Новый диван. Пледы, подушки и пуфы. Маленькие таблички с вдохновляющими цитатами: «Все случайности неслучайны», «Сохраняй спокойствие и двигайся вперед!», «То, что вас не убивает, делает вас сильнее». Даже подставки для напитков говорят мне: «Живи, люби, смейся».
Над камином висит гирлянда моих школьных фотографий; на каждой красуется знак копирайта, прямо на моем лице. Папа уверен, что заключил выгодную сделку и «взломал» систему: распечатал фото с сайта, вместо того чтобы платить «этим грабителям» в фотостудии.
Из тех, кого я знаю, здесь Мадлен – самопровозглашенный мэр деревни; обычно именно она организовывает подобные мероприятия. Без сомнения, позже она оценит нашу вечеринку – по косточкам разложит. Мадлен пришла со своим мужем Джеффом, у которого тревожное расстройство: он ненавидит любые неловкие ситуации. Еще у Джеффа фобия: он боится есть на публике. Желая избежать неловкости, он не отказывается от канапе, которыми его угощают, и к концу дня его карманы будут набиты сливочным сыром и копченым лососем.
Я оборачиваюсь и замечаю нашего соседа Десмонда, который пристает к женщинам вдвое моложе его и рассказывает ужасные шутки, которые никогда не доходят до кульминации. Скоро он будет храпеть и давиться во сне своей вставной челюстью. Его жена Берил, сидя в инвалидном кресле, говорит всем, кто готов ее слушать, что не хочет рассказывать о своем здоровье, – а потом подробно излагает историю всех своих многочисленных болезней. Удивительное дело: какая бы медицинская проблема ни возникла у любого из соседей, вскорости у Берил появится такая же. Это как если бы деменцией можно было заразиться воздушно-капельным путем, а потом вылечиться за месяц.
Снова раздается звонок в дверь, и я возвращаюсь к своим обязанностям.
– О, мне правда очень жаль, Джоши, – говорит Карен, моя бывшая няня, войдя в дом.
Мама действительно пригласила всех. Карен, по-видимому, не понимает, что прошло два десятилетия с тех пор, как она укладывала меня в кровать и любую беду могло поправить ласковое слово. Она протягивает мне коробку со сладостями, которую я кладу поверх быстро растущей горы других коробок, банок и контейнеров с подаренными шоколадными конфетами. Не исключено, что это те самые коробки, которые мы дарили сегодняшним гостям на прошлой неделе, и сейчас они просто возвращают их с оставшимися там батончиками «Баунти» и «Милки Уэй».
– Не волнуйся, я уверена, что ты скоро встретишь кого-нибудь другого.
– Спасибо, – говорю я сквозь стиснутые зубы. – Проходите туда, – указываю в сторону гостиной, где Джефф уже начал сильно потеть.
Даже не знаю, что хуже – шутки или сочувствие. Я еще не готов ни к тому ни к другому. Хочу свернуться где-нибудь клубочком, выплакаться и набить рот всем этим шоколадом. Прошло всего двадцать четыре часа. Я не думаю о том, что рано или поздно встречу кого-то другого. Я не хочу, чтобы