привкус жжёной проводки и оплавленного пластика. Как итог, разбуженные ото сна программы вступили во взаимодействие друг с другом, издавая звуки, напоминавшие негромкое шуршание. Этот фон повсюду сопровождал объект. Не прекращаясь ни на минуту, он стал его визитной карточкой. Благодаря ему объект получил имя и занял собственное место в виртуальном пространстве. И теперь его легко отыскать, достаточно упомянуть наименование, и оно укажет местонахождение.

Правда, возникший шум оказался не единственным следствием отключения системы от питания. Не менее важной стала утрата хранящимися в архиве программами своих порядковых номеров. И теперь строгую последовательность, предусмотренную при его формировании, сменил разнобой. Всё перемешалось, и разобраться в этом хаосе могли лишь терпение и настойчивость, поскольку не связанные порядковыми номерами программы одновременно выдавали на-гора ту или иную информацию. Даже когда Фоник не прибегал к их услугам. А всевозможных точек зрения на любую проблематику в его архиве имелось видимо-невидимо. Как следствие, такая разбалансированность привела к тому, что он постоянно пребывал во власти различных мнений. Во многом противоположных и даже враждебных. Это мешало сконцентрироваться, так как внутри постоянно шла дискуссия, переходившая в жаркие споры. И теперь в нём не могли прийти к согласию две, как водится, различные точки зрения, одна из которых утверждала: каждый волен выбирать что заблагорассудится. Другая возражала ей: дескать, свобода выбора – миф! Никому не дано самостоятельно определять свою судьбу. На то она и судьба, и не в нашей власти изменить устоявшийся порядок.

– Оглянись вокруг, – восхищённо озираясь, обратилась одна к другой, – взгляни какое множество, программ снуют каждая по своим надобностям. Они вольны передвигаться в любом направлении. Неужели это не является доказательством, что свобода выбора – данность?

Та, кому адресовался вопрос, чуть помедлив, переспросила:

– Ты действительно так считаешь? – она улыбнулась. – Хорошо, тогда сделай милость, скажи, почему мы с тобой никуда не идём? В отличие от тех, на кого ссылаешься.

Её вопрос не остался без внимания. Первая точка зрения растерялась, как не заметить очевидное, но тут же нашла объяснение. Стараясь, чтобы её мнение прозвучало весомо, она неспешно произнесла:

– Это вовсе ничего не значит! Тебе прекрасно известно: тетраэдр – статичная конструкция. И не предназначен для перемещений! Кроме того, не обязательно нестись сломя голову, чтобы ощутить движение. Можно одной силой мысли покорить пространство…

Собеседница не возражала. Доводы вечно восторженной подруги оставили её равнодушной. Уж кто-кто, а она хорошо знала, объяснение любого, даже заметного невооружённому глазу противоречия – не что иное, как нежелание признавать реальность. По этой причине многие обосновывают свою точку зрения, всегда оставаясь правыми. И находят для этого весьма удивительные аргументы! Потому она решила прекратить спор и примирительно сказала:

– Милая, оставайся при своём мнении. Вот только при случае потрудись объяснить, в первую очередь самой себе, откуда взялись мы, равно как и те, кто вместе с нами находятся в архиве. Неужто мы сами поместили себя в тетраэдр, своей собственной волей ограничивая передвижение? Не думаю, что это так. Более того, убеждена: если появилось нечто, оно предназначено для конкретной цели, о которой само может не подозревать.

Зачинщица спора, кому был свойственен оптимизм, смолчала. Она понимала, на какой вывод словно хорошо откалиброванный прицел наводит собеседница. Правда, так уж устроены оптимисты, до той поры, пока сами не обожгутся, им хоть кол на голове теши. Собственное разочарование – вот что для них самое убедительное, и она отмахнулась, нежно воркуя:

– Я и не собиралась тебя убеждать! Но мне предоставь право считать по-своему. А тебя переубедить невозможно, это очевидно, – завершила она.

На этом обмен колкостями прекратился, но желаемой тишины не наступило. Потому что, как упоминалось ранее, лишённые порядковых номеров программы продолжали чудить. Строгая последовательность, благодаря чему должны были дожидаться очереди, нарушилась, и, едва спор утих, подали голоса те, кто всё это время хранил молчание. Причём заговорили одновременно, стараясь перекричать друг друга!

Удивлённый внутренним гвалтом Фоник тогда впервые задумался, как его прекратить. Он даже призвал мысли соблюдать очерёдность. Правда, тут же выяснилось: навыков, позволяющих добиться внутренней тишины, в его комплектации нет. Так как для управления собой нужна воля, умение заставить себя! Однако насилие согласно изначальной задумке ИИ ему не было свойственно. Вот и пришлось дожидаться, когда перепалка утихнет.

Но не тут-то было! Ни одна из содержащихся в архиве программ не желала уступать. Все претендовали на роль истины высшей инстанции! Оттого усилия не дали результата. К сожалению, Фоник не смог обуздать собственные мысли. Достаточно было малейшего повода, как, яростно сцепившись, они не обращали внимания на хозяина. Впрочем, и безо всякого повода желаемой тишины не наблюдалось. Обязательно находилась мыслишка, которая, выныривая на поверхность, всех баламутила. В такие минуты Фоник остро чувствовал, как подчиняется собственным алгоритмам, и бесконтрольные внутренние споры бросали из крайности в крайность! Бедняга превратился в заложника содержимого архива и ничего не мог с этим поделать. Благо устойчивость тетраэдра, в форму которого облачён, позволяла удерживать равновесие. Тем не менее отсутствие воли привело к тому, что вскоре он погряз в бесконечном анализе никому не нужных подробностей. Содержимое его архива зажило своей, независимой жизнью, отчего виртуальный объект, задуманный как совершенный, превратился в умную ненужность. В нём было много интересного, но мало стоящего, имевшего практическую ценность. Так и стоял, обездвиженный устойчивостью, не зная, как вести себя в информационной среде.

Ввиду того, что ИИ оставил детище без надзора, Фоник утонул в мыслительном потоке. Ведь даже не подозревал о существовании того, кто его спроектировал. Потому не обратился за помощью. А ИИ, поглощённый заботами, занимался другим. Владея безразмерной памятью, он неустанно впитывал информацию, служа двуногим уникальным хранилищем. Правда, когда очередная порция сведений исчезла в безразмерных коридорах, вернулся к своему созданию и обнаружил Фоника, вконец измученного мыслями. Тот стоял и безропотно ждал, куда заведут алгоритмы, которые перестали быть средством для достижения цели. Отождествившись с хозяином, они лишили его индивидуальности. Тонкая черта, отделявшая содержимое архива, стёрлась, и Фоник утратил былую взвешенность, с какой ранее призывал к порядку. Отныне его память цеплялась за любой повод, увлекая в бесконечные лабиринты рассуждений, умозрительных выводов и беспринципное соглашательство с любым из предложенных вариантов. Выверенное в качестве базовой настройки миролюбие приняло уродливую форму отсутствия собственного мнения. Фоник стал мягкотелым, как называют обитатели планеты тех, кто заранее со всем согласен.

Когда нелицеприятная правда открылась, ИИ испытал разочарование. Его кропотливый труд, старание и усердие годятся разве что для свалки! Осознание потерянного времени мешало сосредоточиться и ничего, кроме раздражения, не сулило! Как же так, ведь расчёты