и метал, и готов был пытками вытаскивать сведения из этого англичанина, но Филолог, преданный адепт «Магии Слова», уважительно склонял перед ним голову: Этот владеть Словом умел.

Так или иначе, у молодого специалиста-русоведа к концу третьего месяца работы был составлен практически полный расклад на всю школу. Кто с кем дружит, кто кого ненавидит, кто курит и прогуливает, кто активист-затейник, кто серая мышь и так далее. Аналогичный расклад был и по учителям – кто, где, с кем, как и почему.

И то, что сейчас Алексей увидел в Наташе, ломало его систему. Из «Скромная, выдержанная, спокойная, занимается спортом или танцами (?), ходит в клуб английского языка, родители – состоятельные люди» – в общем-то классического образа ботанички и доченьки богатых родителей, она превращалась в теневого лидера класса? Что-то пошло не так…

– Хах, а Ната-то наша влюбилась, похоже!

Комментарий, прозвучавший в гробовой тишине, донесся с задней парты – да уж, только один человек в классе мог отважиться на такое – Максимилиан.

«Импозантный шатен, танцор, поэт, КВНщик, наверное, единственный парень в школе, который не посещал школьный тир, которым руководил ОБЖшник – полковник погранцов в запасе, Андрей Николаевич. Под его наставничеством ребята стреляли из пневматики, собирали и разбирали калаши, рыли траншеи саперными лопатками, играли в зарницу и занимались прочей полувоенной, можно даже сказать, скаутской подготовкой.

Вместо этого Максимилиан ежедневно (!) ездил на стрельбище, которое мало того что находилось где-то на другом конце города, так и тусовались там всевозможные толкинисты и прочие мутные личности, желающие научиться стрелять из спортивного лука.

Раздолбай, с высокой колокольни плюющий на все авторитеты и периодически демонстрирующий окружающим то разбитую губу, то «фонарь» под глазом. При этом является никогда не унывающим типом. Очень интересный паренек – этакий вальяжный потомственный аристократ из разорившейся дворянской семьи, хотя родители его простые, в общем-то, люди. Папа – рабочий, мама – продавец (?)».

Максимилиан находился у Алексея Александровича в графе «Резервы», куда в скором времени обещала попасть и Ната. Алексей вновь подметил ускользнувшую от него деталь: почему-то класс, весьма падкий на всевозможные едкие подначки и саркастичные подколы, до сих пор ни разу не комментировал Наташу.

Девушка тем временем развернулась, приподняла бровь и спокойно произнесла:

– Боишься конкуренции?

Максимилиан прищурил глаза и растянул губы в недоброй улыбке:

– Ого, целых две фразы за урок… Совпадение? Не думаю.

Класс, до которого суть пикировки доходила с секундным запозданием, забыв про все на свете, следил за разгорающимся конфликтом.

«Наташа, Наташа, – подумал Алексей, – такую схему испортила… Да уж, сорванный урок, что может быть лучше? Надо что-то делать!»

– Костя! – выстрелил Алексей Александрович, стремясь перевести фокус внимания класса. – А самому-то часто кулаками махать приходилось?

– А то, – расплылся в довольной улыбке Костян, довольный, что снова стал центром внимания класса.

«Неполная семья, «потерянный ребенок», улица, двор, троечник, бунтарь, не хватает любви и внимания. Не дает окончательно свернуть с пути и пуститься во все тяжкие тренер по самбо».

– А за свои слова или действия пояснял? – продолжал Алексей Александрович.

– Конечно, я за свой базар всегда отвечаю.

– Отвечать за базар и пояснять – это разные вещи, не так ли?

– Ну вроде да.

– Так часто ли ты пояснял своим оппонентам что-то?

– Да вроде не особо, чё с ними разговаривать, н-на в челюсть и норм, – Костя никак не мог понять, чего от него хочет этот странный учитель в очках, с легкостью прыгающий с одной темы на другую, меняя при этом стиль и манеру общения.

Иногда он напоминал ему тренера – такого же уверенного и спокойного, иногда – старшего приятеля Витю, пошедшего по воровской и имевшего такой же расчетливый холодный взгляд.

– Если тебе часто приходилось махать кулаками, значит, ты невнятно пояснял, – пожал плечами учитель. – Согласись, серьезные люди давно уже не беспределят. Они решают все вопросы словами. Потому что в них есть внутренняя сила и их Слово имеет вес.

Слова падали неспешно и от этого были еще значимей. Костян задумался. Он понимал, что в жизни не все так гладко, как на словах АА, как одноклассники звали между собой учителя русского, но не понимал, в чем именно заключается подвох.

«Неужели, – промелькнула мысль, – неужели слово действительно может что-то решать?»

В классе вновь повисла тишина – ребята задумались.

«Ну и ладушки, – подумал Алексей, – не мытьем, так катаньем! Все равно команду поддержки нужно формировать, если хочешь чего-то в жизни добиться. А школа – это маленькая жизнь, хе-хе!»

Алексей Александрович улыбнулся, обвел класс глазами и посмотрел налево, где на выходе из кабинета над дверью висели часы.

До звонка оставались считанные минуты. Он только собрался дать задание на дом, как вдруг на периферии зрения мелькнул потолочный светильник.

Май, окна нараспашку, сквозняк гуляет по кабинету, принося крохи прохлады с улицы. Древние, еще советские люминесцентные лампы, висящие под потолком весь учебный год, тихо-мирно покачивались, и никто не обращал на них внимание. Только центральная периодически капризничала, то мигая, а то и вовсе не загораясь.

Особо сильный порыв ветра швырнул тяжелый светильник в сторону, сорвав его с крепления. Лампа, освобожденная с одного конца, с радостным скрипом ухнула вниз, секунда и …

– НННА!

Размытое в воздухе движение и вот уже второе крепление не выдерживает силы инерции, но здоровенный плафон летит не в Наташину голову, по первоначальной своей траектории, а в дальнюю стену, с грохотом врезаясь в нее и взрываясь тысячами осколков пыльного стекла.

Глава 3

Заметив крен лампы, Алексей даже думать не стал: бежать, огибая парты, было без толку, выставлять руки – бесполезно, кричать – тем более. Только и мелькнула мысль:

«Хорошо хоть пиджак снял! Хотел, твою мышь, кирпичик последний положить? На тебе кирпичик, блин…»

Пока в голове текла эта дурацкая мысль, Алексей уже швырнул тело вперед, буквально впрыгнув в стойку на руках, задержавшись на полсекунды, поймал равновесие и, напрягая мышцы спины, выгнулся дугой, вбивая каблуки в летящую прямо в макушку девочки лампу.

– НННА!

Выстрелив ногами навстречу лампе, Алексей, моля про себя всех Богов, чтобы лампа не упала на сидящих за последней партой учеников, на вбитых за долгие годы рефлексах перешел к компенсации: перенос центра тяжести на правую руку, поймать момент и, закрутив тело в лучших традициях Джеки Чана, мягко упасть в проход между партами.

«Фуф, хорошо сумок в проходе не было, а то все – писец котенку пришел бы» – мысли вновь вернулись в свою обычную карусель, начиная, продолжая и закольцовывая бесконечный внутренний диалог.

Где-то вдалеке звенит звонок, в дверь заглядывает встревоженный грохотом учитель математики из соседнего кабинета, доносится нарастающий коридорный гул. Класс же сидит в ступоре. Первым очухивается Костян:

– Твою мать!!! – прошептал парень, к своим шестнадцати годам побывавший в нескольких серьезных стычках, где применялись кастеты, биты и арматуры. – Твою ж… кхм, Алексей Саныч, это что сейчас было-то?

Класс прорывает: кто-то из девчонок вскакивает со своего места и начинает истерить, «успокаивая» Наташу,