Но Бобриков мой порыв уловил и легким движением сбросил с плеча двустволку. Я замер. Старичок-егерь оказался маньяком-убийцей?

– Руки покажи, земляк, – вполне миролюбиво сказал старик. – Дубину народной войны брось, не нужна она тебе. А руки покажи.

Я бросил недоделанную дубину и поднял руки.

– Правое запястье, – уточнил старик.

– Смотри, разве я мешаю? – разозлился я.

Бобриков, стоя метрах в пяти от меня, пристально изучал мою руку. Потом кивнул и забросил ружье на спину.

– Не серчай, земляк. Места здесь такие… осторожность нужна. Первый раз в Центруме?

– А что это такое? – переспросил я.

– Ну, мир такой, – усмехаясь, ответил старик. – Ты ж вроде молодой, фантастику должен читать…

– Никому я ничего не должен, – пробормотал я, опуская руки. – Может, я неграмотный… Дед, ты хочешь сказать, что это параллельный мир?

– Нет, не параллельный. Центральный, – разъяснил старик. – Параллельные миры – они параллельно один другому, верно? А центральный – он как сердцевина у ромашки. Остальные миры – лепесточками вокруг. Дошло?

– Не верю, – упрямо сказал я.

– А когда в портал сигал – куда ожидал попасть? – усмехнулся дед.

– Какой портал? – заорал я. – Я мылся. В душе. Потом вылез, вытираться стал… и оказался здесь.

Бобриков нахмурился.

– Так не бывает, мил-человек. Портал должен быть. Ты его открыл – случайно. И шагнул в него.

Я снова попытался вспомнить, что же произошло за мгновение до того, как я перенесся из ванной комнаты.

– Я вытирался, – упрямо повторил я. – Потом… потом назад шагнул…

– А, – усмехнулся Бобриков. – Понятно. Зеркальный портал, он же тыловые ворота… ну если совсем уж по-народному – заднепроходное отверстие. Редкая штука, смешная… но случается.

– Слушай, дед, у меня голова кругом идет, – взмолился я. – Ты или стреляй, или объясни по-человечески!

Вместо ответа Бобриков скинул рюкзак, порылся там, достал чистые, но явно ношеные семейные трусы и протянул мне.

– Держи, лишенец. Стираное, не волнуйся.

Мне было не до брезгливости. Я натянул дедовские трусы (чуть маловаты, но, к счастью, Бобриков был крепкий старик), потом принял из его рук металлическую флягу. Глотнул. Как я и подозревал, это оказалась не вода. Совсем не вода!

– Что за… – просипел я, возвращая фляжку.

– Напиток местный. Зря кривишься, не хуже вискаря. Сейчас костерчик разведем, побеседуем…

На костер пошла недоделанная дубина и набранный в роще валежник. Уже потом я узнал, что рощи и леса в Клондале редки, можно сказать – наперечет, и прятаться в зарослях – не лучшая идея. А тогда сидел, разинув рот, и слушал неторопливый рассказ Бобрикова.

– Я – пограничник. Что это такое – объяснять можно долго, а можно и вообще не объяснять, и так все понятно. Мы охраняем проходы между разными мирами. Ловим контрабандистов и случайных нарушителей, вроде тебя.

– И таких много?

– Изрядно. Или ты думаешь, что открыть портал – уникальная способность?

Я пожал плечами.

– Портал, или врата – как тебе больше нравится, штука нехитрая. Их может открыть любой. Это, очевидно, некое неотъемлемое свойство всякого разумного существа. А ведут порталы только в Центрум… – он, видимо, подметил выражение моего лица и смилостивился: – Ну и обратно. Так что миров-то много, но попасть из любого ты можешь только в один. Центральный. Мы его так и зовем – Центрум.

– Но почему про это не знают все? – поразился я. – Если уж любой может открыть портал…

– Ну… есть детали, – признал старик. – У многих людей порталы существуют доли секунды. Или настолько малы, что человек в них пройти не может. Или же условия их возникновения столь вычурны, что никогда в жизни человеческой не случаются. Вот тебе, к примеру, надо раздеться догола, начать вытираться полотенцем… – старик задумался, – нет, полотенце тут ни при чем. Скорее, тебе надо делать движения руками, словно вытираешься. И наверняка что-то еще. Вот этим, мил-человек, ты и будешь ближайшие дни заниматься – вспоминать, что делал, когда открыл проход в Центрум, и пытаться это повторить. Потому что иначе… – он пожал плечами.

– Я останусь тут навсегда? – тихо спросил я.

– Да нет, не останешься, если не захочешь, – поморщился Бобриков. – Отведу я тебя домой. В смысле – на Землю. У меня портал три секунды держится, успеем вдвоем проскочить. Но остаток жизни ты будешь вспоминать про иной мир, где побывал, тосковать, пить горькую и раскаиваться, что решил вернуться. Спорим?

Спорить я не стал.

– Ну или оставайся здесь, – продолжал Бобриков. – Работу найдем. Хоть у нас, в пограничниках, хоть у местных. Тут нормальное отношение к землянам.

– Тут что, своя жизнь есть? – почему-то поразился я. – Люди?

– Люди, – кивнул старик. – Вполне приятные для общения.

– И по-русски говорят, конечно, – съязвил я.

– Никоим образом.

Фантастики я читал не слишком много. Но кое-что вспомнилось.

– Тогда, наверное, я чудесным образом изучил их язык, пройдя через ворота?

– Через врата, они же порталы, – поправил старик. – Нет, не угадал. Язык у них свой, корни на слух немного похожи на латинские, но в принципе – ничего общего с земными языками.

– Тогда мне тут ничего не светит, – сказал я. – Туп я к языкам, даже английский толком не выучил.

– Это ты раньше был туп, – ответил старик. – Первые проходы через врата действуют на человека как мощный стимулятор. Двое-трое суток ты можешь впитывать знания как губка. Если постараешься – через три дня спокойно заговоришь на клондальском. Кстати, когда вернешься на Землю – рекомендую подучить английский… и вообще все, что тебе хотелось выучить, но никак не давалось. Только с умом распорядись этими днями. При каждом новом прохождении эффект слабеет и к пятому-шестому разу сойдет на нет. Так что сам выбирай, что тебе больше в жизни пригодится – кун-фу или умение складывать оригами. Ты кто по профессии-то будешь?

Я помедлил секунду. Бывали ситуации, чаще при общении с женским полом, когда моя профессия «звучала» хорошо. Но тут явно был иной случай…

– Я музыкант.

– Музыкант? – старик посмотрел на меня с состраданием. – Этого добра тут и своего хватает. Будь ты военный, инженер, врач – мог бы хорошо обустроиться в Центруме. А что за музыкант-то? На скрипке играешь или на фоно?

«Фоно» меня покоробило. Было в этом свойском наименовании инструмента что-то насмешливое.

– Такое ощущение, будто других инструментов никто не знает, – буркнул я. Но Бобриков ждал, и я ответил: – Могу и на фортепьяно, дело нехитрое… Барабанщик я.