но, разумеется, безуспешно. – Доставай телефон и набирай номер. Девятьсот шестьдесят…

Дослушивать приказ я не стал и попросту ткнул его пальцем в лоб, после чего призрак на полуслове замолчал и рухнул прямо на «торпеду» машины в оцепенении.

Подобную способность я обнаружил у себя не так давно, причем работала она не с любой нежитью, а только, скажем так, с неопытной, неокрепшей. Прошлой осенью в Севилье, куда меня занесло по делам, вот так же прицепилась какая-то девица с довольно жуткой дыркой на месте правого глаза, а после добрых полдня таскалась следом, то прося, то требуя того, чтобы я помог ей воздать по заслугам некоему Миклосу. Этот ухарь, насколько я понял, стал причиной смерти, он то ли случайно, то ли нарочно выстрелил ей в лицо. Подозреваю, что все-таки нарочно, очень уж занудной особой оказалась эта гражданка.

Под конец я вот так же ткнул ей пальцем в лоб со словами:

– Чтоб тебе остолбенеть, липучка!

И – вуаля, так и вышло. Из нее словно батарейки вынули, она ни двигаться, ни говорить больше не могла, просто застыла как статуя, а затем повалилась на мостовую.

В тот же день я опробовал новую способность на Жанне и еще паре безобидных призраков в отеле, где проживал. Моя спутница только хихикала, когда я ей тыкал пальцем в лоб, один из неоформленных жильцов гостиницы, обитавший там добрых лет двадцать и при этом отличавшийся на редкость незлобивым для столь почтенного посмертного возраста нравом, тоже и не подумал подчиниться моему приказу, а вот печальный юноша, умерший в одном из номеров с полгода назад от внезапного сердечного приступа, отреагировал на мое указание так же, как докучливая девица, то есть оцепенел, что твой кролик при виде удава. И только через полчаса он смог вернуть себе власть над призрачным телом, да и то не в полной мере. А после поведал мне о том, что, лежа недвижимым, он все время испытывал дикий ужас. Настолько сильный, что второй раз такое пережить бы не желал.

С тех пор я взял обретенную способность на вооружение. Срабатывало, повторюсь, через четыре раза на пятый, но знали про это только я да Жанна с Родькой, со стороны же подобное выглядело очень, очень эффектно. Эдакий истинный маг. Ткнул пальцем в лоб – и нежить у моих ног штабелями складывается.

Причем искренне хочется надеяться, что за тот период времени, пока он там валяется, мы все же доберемся до моего дома. Ведь этот таксист, как только очухается, снова вопить начнет, требования выставлять. Как, впрочем, любой недавно окочурившийся человек, застрявший тут, в мире живых, и случайно узнавший, что среди них есть тот, кто его может услышать. И ведь что примечательно: хоть бы один из них, хоть раз спросил, а хочу ли я вообще кому-то помогать? Нет, они сразу за горло норовят схватить, дескать, бери больше, кидай дальше. Причем в девяноста девяти процентах случаев проблемы и запросы у всех одни и те же – позвони туда, поговори с близкими и родными, доведи до сведения властей, что это было убийство, а не несчастный случай, и так далее и тому подобное. Раз за разом, снова и снова…

И не могут понять, что я никому ничего не должен, и им в первую очередь. Их смерть – их проблема, а не моя. Я служу лишь той, кто раньше или позже получит всех и каждого. Ей одной – и больше никому.

А все остальное – дело случая и везения. Бывает так, что кому-то из них удача улыбнется в последний раз, потому что мне понадобятся деньги, и по счастливому совпадению именно в этот момент появится некто из ныне живущих, готовый заплатить их за мои услуги. И вот тогда их последние хлопоты отчасти станут моими.

Но такое случается нечасто, поскольку живым в девяноста девяти процентах случаев от мертвых не нужно, да и я не сильно стремлюсь наводить мосты между мирами или служить поводырем для душ, уходящих навсегда. Поначалу, еще тогда, до отъезда, эти новые ощущения меня интриговали и привлекали, но чем дальше, тем сильнее я слышу звуки иных миров, иных измерений. И это меня, мягко говоря, настораживает.

Не стоит испытывать судьбу без особой нужды. Ни к чему это.

Машина, скрипнув тормозами, остановилась около подъезда, который, признаюсь, мне даже снился пару раз там, на чужбине. Вот как на родину тянуло!

– Сдачи нет, – весело заявил мне водитель, которому я протянул две тысячные купюры. – Утро!

– Врет, – проскрипел призрак у меня из-под ног. Он очухался еще пару минут назад, говорить уже мог, но двигаться пока нет. – У него в левом внутреннем кармане куртки размен всегда лежит.

– Да и не надо. – Я открыл дверь и снова с наслаждением втянул ноздрями хмельной весенний воздух. – Ничего страшного.

– Спасибо! – Водитель выскочил из машины, а после извлек из багажника мой чемодан. – Эта. С приездом!

– Ну да, ну да. – Я потянулся, а после оживился, заметив знакомую фигуру, махавшую метлой у соседнего подъезда. – С ним. Эй! Привет, Фарида! Сколько лет, сколько зим! Как дела? Как Хафиз? Дети как?

– Сашка, ты? – Захлопала густыми ресницами дворничиха, обернувшаяся на оклик. – Ой, ма! А мы думали, что ты мертвый! Галина Антоновна из шестой подъезд прошлое видит и иногда будущее. Вот она говорила – сгинул ты навсегда. Застрелили тебя!

– Почему именно застрелили? – удивился я. – Почему не утопили или не повесили? Откуда такая категоричность?

– Так ты в банк работал! – пояснила дворничиха, подходя поближе. – У вас по-другому как? Никак. Был бы большой начальник, тебя в машине бы взорвали. А ты – маленький начальник, у тебя машины нет. Значит, застрелили.

– Сплошные стереотипы, – вздохнул я. – Фарида, меньше смотри сериалы. Ну а если смотришь, то хоть не верь всей это ерунде.

– Ерунда не ерунда, а два года тебя не было, – резонно заметила таджичка. – Где пропадал? Зачем? Не иначе как из-за работа умер.

– Ну, можно сказать и так, – не стал с ней спорить я. – Но вообще – учиться ездил.

– И как, выучился?

– Скорее да, чем нет, – рассмеялся я. – Новости-то какие еще есть?

– Абдулжон мой первый класс заканчивает, – гордо подбоченилась