И внял я неба содроганье,

И горний ангелов полет,

И гад морских подводный ход,

И дольней лозы прозябанье.

И он к устам моим приник

И вырвал грешный мой язык,

И празднословный, и лукавый,

И жало мудрыя змеи

В уста замершие мои

Вложил десницею кровавой.

И он мне грудь рассек мечом,

И сердце трепетное вынул,

И угль, пылающий огнем,

Во грудь отверстую водвинул.

Как труп в пустыне я лежал,

И бога глас ко мне воззвал:

«Восстань, пророк, и виждь, и внемли,

Исполнись волею моей,

И, обходя моря и земли,

Глаголом жги сердца людей».

В школе нам рассказывали, что Пушкин здесь писал о сущности поэзии и назначении поэта, а вдохновлялся он библейским текстом – книгой пророка Исайи (глава шестая). В этом тексте рассказывается о видении, посетившем пророка, как он поднялся перед престолом Бога, окруженного серафимами, и Бог приказал ему идти проповедовать, на что Исайя попытался возразить, что он не может проповедовать своими грешными устами. Тогда серафим приложил раскаленный уголь к его губам, выжигая грешное начало, и Исайя обрел новый язык, которым он стал проповедовать веру в Бога.

Действительно, все как будто сходится, и есть свидетельство самого Пушкина, что он откликался именно на этот библейский фрагмент. Но если внимательно посмотреть на текст стихотворения «Пророк», то видно, что там есть очень много такого, чего в Библии нет. Тело библейского пророка не расчленяли на части, не извлекали язык, сердце, он не получал новый взгляд, новый слух. В стихотворении же создается картина, что все тело разобрано и пересобрано заново. А главное, у пушкинского пророка открываются вещие зеницы, то есть взгляд обретает какую-то особую мудрость, способность нового ви́дения, его новый слух позволяет ему услышать то, что происходит в верхнем мире, под водой и под землей. То есть он как бы видит сразу все миры. Мало того, он практически умирает, после чего поднимается, когда Бог зовет его.

Я ни в коем случае не хочу сказать, что Александр Сергеич Пушкин был шаманом, но совершенно ясно, что в стихотворении «Пророк» очень хорошо описано экстатическое переживание, очень близкое к шаманскому. Это удивительная вещь. Вряд ли Пушкин знал слово «шаман», по крайней мере в словаре его языка оно не встречается. Но то, что здесь описано, испытывали (или считали, что испытывали) люди в разных частях мира, прежде всего в Сибири. Хотя шаманизм ассоциируется прежде всего с Сибирью, Алтаем, Крайним Севером, на самом деле это явление зафиксировано и в Австралии, и у огромного количества индейских племен, и еще в очень многих местах.

Тем, кого интересуют конкретные практики шаманизма в разных частях света, я очень рекомендую книгу выдающегося румынского философа и мыслителя Мирча Элиаде, которая называется «Шаманизм и архаические техники экстаза»[3]. Насколько я понимаю, после Элиаде никто ничего принципиально нового по этому поводу не сказал. В книге, помимо разных очень важных соображений, собран еще и огромный фактический материал.

Итак, кто же такие шаманы и что, собственно, с ними происходит? Напрашивается ответ: шаманы – это колдуны, знахари, лекари, волшебники. Но все это не совсем точно и далеко не полностью описывает феномен шаманизма. Шаман, конечно, находится в контакте со сверхъестественными силами, и поэтому теоретически можно сказать, что он колдун, хотя на практике любые народы, у которых есть шаманы (а их очень много!), разделяют функции колдуна и шамана. Шаман способен лечить людей, и его часто зовут лечить, но это совершенно не главная его задача. Шаман – это человек, который находится в контакте с духами, и уже тем самым отличается от простых смертных. При этом он может большую часть времени заниматься совершенно обычными «мирскими» делами. Из антирелигиозной пропаганды многим знаком образ жадного шамана, морочащего головы соплеменникам. Но это образ неправильный хотя бы потому, что обычно шаман не имеет права брать награду за свои действия, иначе духи могут разгневаться. Он, как правило, содержит себя другим способом: он может охотиться, ходить на рыбалку, пахать землю, – что угодно делать. У него есть повседневная жизнь, где он не отличается от всех прочих людей. Но еще есть его совершенно особое существование. На Русском Севере до сих пор существуют люди, которых называют знатки (или знатоки), – это те, кто знают какие-то слова и поэтому могут предсказывать будущее, лечить. Эти люди в чем-то похожи на шаманов, хотя, конечно, не совсем шаманы, и они тоже живут обычной своей жизнью. Но в придачу к этому могут еще что-то пошептать, особым образом поговорить, пообщаться с духами и помочь человеку. Обычно считается, что ни в коем случае нельзя даже предлагать знатоку денег, иначе ничего не выйдет. То, что делают эти люди, как и то, что делают шаманы, – это что-то особое, выделенное в иную сферу существования.

Каким образом становятся шаманом? Примерно так, как описал Пушкин. Это, конечно, происходит очень по-разному в разных частях мира, но главное – абсолютное, полное преображение человека. В очень большом количестве случаев, прежде всего в Сибири, действительно происходит призвание, как у пушкинского пророка. Ему явился шестикрылый серафим на перепутье, когда он не знал, куда идти. В тех культурах, где шаманом становятся через призвание, может быть, не сразу понимают даже, что случилось: человек вдруг начинает как-то странно себя чувствовать, у него может начаться бессонница или, наоборот, очень большая сонливость, слабость, какие-то смутные недомогания. А затем с ним вступают в контакт духи, и этот контакт уже может быть самым разным. В большинстве случаев духи являются в виде животного. Многие племена инуитов говорят о том, что приходит огромный белый медведь; очень часто, конечно, приходит волк, птицы, – это очень важные существа для шаманов.

Существуют разные истории о духах в виде птиц: скажем, у якутов есть поверье о том, как душа шамана поднимается на дерево, где сидит некое волшебное существо, женщина в облике птицы (мы бы сказали, ведьма), и проводит преображение шамана. Далеко не все хотят стать шаманами, бывают случаи, когда человек пытается избежать этого, – как один шаман сказал этнографам, это «очень тяжелая работа», потому что, вообще-то, общаться с духами страшно. Элиаде пишет, что попытки убежать, уклониться от призвания – это проявление двойственного отношения к сакральному[4]. Любые сверхъестественные явления, с одной стороны, дают могущество, открывают новые возможности, а с другой стороны, такая сопричастность иному миру, мощным потусторонним