Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Больше всего ее бесило, что рядом не было людей. В ее представлении рядом с ней должны были увиваться специалист, что-то контролировать, объяснять. На деле рыжая тетка приходила раз в час, акушерка забегала немножко чаще. Это Яна орала им, чтобы вкололи обезбола и интересовалась, должно ли из нее вытечь ведро жидкости. Но больше ее поразило то, что рыжая тетка продолжала всовывать свои цепкие пальцы внутрь, даже когда ее выкручивало от боли.
Три часа дня, а успехи очень даже переменные. Яна не верила, что переживет этот ад. Она уже не ходила, а сидела на четвереньках у кровати и страдала. От боли спасали только судорожные вдохи. Если она пропускала хоть один, то падала на кровать и орала во все горло. Была боль и жалкие две минутки без нее. Все снова и снова. Волосы Яны лезли в рот, она была полуголой и не поправляла на плечи сорочку. Снова боль, такая боль в животе и спине, что хочется взять нож и вырезать наконец-то его из себя.
Яна смотрела на цифры часов и не верила, что уже четыре часа дня, что она рожает дольше десяти часов и с каждым новым часом становится все больнее. Зачем женщины идут на эти пытки? Лучше сделать стерилизацию. Почему никто не говорит правду о незабываемых ощущениях? Если бы она только знала, то всю жизнь пряталась бы он садистов, вооруженных членами.
— Яна, что настолько больно? — поинтересовалась врачиха, когда увидела, как Яна впивается ногтями в покрывало.
— Кончаю от удовольствия, блять! Не видно⁈ Пиздец полный!
— Мне нужно посмотреть, ну-ка прилягте.
Пока тетка помогала лечь, Яна поймала вторую схватку и не успела вдохнуть. Ошибка и последствия. Она орала, цепляясь руками за стены и искренне желала рыжей твари смерти.
— Видна головка, — объявила тетка.
Следующий этап был не лучше. Ее засунули в кресло. Та же боль, вдохи, только еще и суета. Ей орали, что она должна тужиться, но у Яны уже не хватало на это сил. Время остановилось. Все было одинаковыми. Боль, страх и чувство никчемности. Почему-то на нее ругались незнакомые женщины, кривили рожи из-за задержавшегося процесса, а она была не способна ответить. Она, Яна, которая не затыкалась, если могла на кого-то наехать, стала жертвой обстоятельств и хотела плакать. Она устала, умирала от боли, из всех сил старалась, а ей хамили в самый ужасный момент ее жизни.
— Уже час потуг. Это небезопасно для ребенка. Яна, если ты не постараешься лучше, придется делать кесарево сечение, — скривилась врачиха.
— Да режь, блять, режь! — все, что смогла выдавить Яна.
Из-за злости на весь мир она собрала крохи сил и сделала над собой невозможное усилие. Плач ребенка, судорожный и частый, как и ее истерический смех, которым Яна заходилась с ним одновременно.
— Мальчик. Три пятьсот, рост пятьдесят пять. Десять по шкале Апгар.
Акушерка тараторила что-то еще, врачиха говорила про разрывы и то, что сейчас будет снова больно. Яна уже не слышала их, она слышала только ребенка. Он был жив и она, вроде, жива. На такой благополучный итог Яна давно не надеялась.
— Дайте мне.
— Нужно наложить швы. Будет больно, поэтому ребенка лучше взять после.
— Мне похуй. Дай сюда, блять!
Перешептывания и косые взгляды вообще не трогали Яну. В ее трясущихся руках лежал виновник нечеловеческих мук. Округленный до ужаса рот Яны растянулся в безумной улыбке. Она до сих пор не могла поверить, что этот длинный младенец с припухшим лицом жил в ней и ее пихал. Если на чистоту, не был он ангельски красивым. Весь красный с щелочками, выглядывающими из опухших глаз. Прижимать его к себе заставляло не эстетическое чувство, а дикое и глубокое, которое выплыло изнутри.
— Тебе тоже досталось, да? Ну сорян, я, правда, старалась. Я тут это, как бы твоя мать. Ну че, будем знакомы.
С намертво вбитой в лицо улыбкой Яна гладила своего сына, притискивая к груди. С ней делали еще много болезненных процессов, Яна выдержала их стойко, хотя казалось, что силы израсходованы под ноль. Каким-то чудом беспомощный ребенок, который сам нуждался в ней, подпитал недостающей энергией.
Когда младенец уснул у нее на груди, его попыталась взять акушерка. Яна так глянула на нее, что она отступила.
— Нам нужно осмотреть ребенка, взять у него анализы и сделать УЗИ.
— Он спит. Не видно, блять?
— Новорожденные постоянно спят. Он даже не почувствует. Будьте добры, дайте ребенка, вам тоже нужен отдых. Его принесут вам в палату через пару часов.
— Часов? — подавилась Яна.
— Да.
— Хуй на, — своей фразой Яна озадачила акушерку. — Он и на пару секунд без меня не останется. Я что ебу, что вы там будете с ним делать? Он же, блять, такой крошечный… Мало того, что не скажет, что с ним делали, он и помешать не сможет. Я буду с ним везде и только, блять, попробуйте что-нибудь не так сделать. Только, блять, попробуйте.
— Ни вам, ни вашему ребенку никто не желает зла. Это стандартные процедуры.
— Ну поехали на процедуры.
— Вы еще слишком слабы, может все-таки отдохнете? Вам и вставать пока нельзя.
— Так бери ебучую каталку и вези меня вместе с ним.
Акушерка пошла советоваться к врачу. Яна не слишком тонко намекнула, что раз она заплатила за полный пакет пребывания, то имеет право быть, где захочет. Детский кабинет Яна рассматривала с повышенной подозрительностью. Ее всю распирало от чувства тревоги. Только сейчас она поняла, насколько сложно будет защитить свое дитя. Раньше он был в животе, в сохранности и стабильности. Было достаточно защищать себя. Теперь сын отдельный человек, а угрозы в этом мире так много, что у нее уже барабанная дробь стучит в висках.
— Это куда ты, нахуй, иглищу ебаную ему втыкать собралась⁈ — вскрикнула Яна, увидев шприц в руках у медсестры.
— Анализ крови для скрининга берут из пятки.
— Пятки? Ты ебанулась? Будешь хуярить иглищей в его маленькую пяточку⁈
— Успокойтесь, это обычная процедура. Ребенку не будет больно. Уровень чувствительности у малышей совершенно не такой, как у взрослых.
— Не будет больно⁈ Так ебани себе в пятку и поделишься пиздатыми ощущениями!
Потребовалось время и несколько специалистов, чтобы убедить Яну позволить взять анализ. Согласилась она только при условии, что будет держать сына сама. Когда вводили