Я зашвырнула трубку на диван и приняласьсмотреть в окно. По тротуару бежали люди: мужчины с портфелями, женщины ссумками, бабки с колясками… Все куда-то спешили, только мне на этом праздникежизни не нашлось места, мне было незачем выходить из дому, да и некуда.

Дальше я действовала автоматически.

Сначала положила Мише на кровать кассету.Потом написала записку: «В моей смерти прошу никого не винить» – и пришпилилаее булавкой к подушке, потом пошла в прихожую и тщательно оделась. Нечего идумать о том, чтобы свести счеты с жизнью дома, Наташа моментально вызовет«Скорую», и трагедия превратится в фарс.

Я медленно брела по проспекту, чувствуя, какпромокают тонкие замшевые сапоги. В первый раз не испугалась простуды, да изачем? У трупа насморка не бывает.

Несколько часов я бесцельно бродила по Москвеи все никак не могла придумать себе достойную смерть. Броситься из окна? Оченьбоюсь высоты. Отравиться? Чем? Повеситься? Так веревки нет, а купить не могу,так как сумочка лежит дома на зеркале вместе с сотовым, кошельком и ключами.

Внезапно город кончился, и потянулось длинноешоссе. Темные ноябрьские сумерки медленно наползали на столицу. В носузачесалось, и я отчаянно расчихалась, чувствуя, как начинает болеть горло. Нет,следует немедленно заканчивать затянувшееся прощание с тусклой жизнью, а товконец разболеюсь. На пустынном шоссе возник свет фар, водитель, увидав меня,предостерегающе бибикнул, но я уже неслась наперерез капоту. Раздался дикийскрежет, визг, потом земля кинулась к глазам. Лежа лицом в ледяной луже, яуслышала крик:

– Нет, о боже!

И вяло подумала: «Надеюсь, это все».

Отчего-то моя кровать мерно покачивалась. Яразлепила глаза, и взор уперся в низко висящий потолок, затянутый искусственнойкожей. Через секунду включился ум – меня везут в машине!

Морщась, я села и с ужасом обнаружила на ногахабсолютно мокрые сапоги, напоминающие компрессы. Впрочем, и юбка, и колготы, ипальто выглядели не лучше.

– Очнулась? – раздался высокийголос.

Сидевшая за рулем худощавая блондинка резкосвернула вправо и припарковалась на обочине.

– А теперь отвечай, мерзавка, какогочерта ты кинулась под мою машину? Почему из всех автомобилей выбрала именномой? Хоть понимаешь, дурья башка, что могла погибнуть?

Я размеренно кивала, глядя в ее злое лицо.Довольно большие голубые глаза спасительницы воткнулись в меня, словно ножи.Светло-коричневая помада на губах размазалась, а на голове во все стороныдыбились коротко стриженные прядки. Наверное, моя прическа выглядит не лучше. Яподняла руку и попробовала пригладить торчащие вихры.

– О красоте вспомнила! – всплеснуларуками женщина. – Ну ты и скотина! Решила покончить с жизнью – топись всобственной ванне. Прикинь, как меня подставила? А если б я задавила тебя? Все,конец, получила бы срок, а у меня, между прочим, дети, ну гадина…

Внезапно ее гневные речи перестали долетать домоих ушей. Боже, какая я неудачница, даже покончить с собой не смогла! Тяжелыеслезы полились из глаз…

– Ладно, ладно, – забормоталаженщина, перебираясь на заднее сиденье, – хватит сопли развешивать.

Неожиданно она обняла меня за плечи. Яуткнулась лбом в ее пахнущий духами кроличий полушубок и завыла белугой.

– Прекрати, – разозлилась добраясамаритянка, – давай выкладывай свое горе.

Взвизгнув последний раз, я, захлебываясь,принялась рассказывать незнакомке все: про маму, арфу, Мишу и видеокассету…

Около получаса из моего рта лились бессвязныеречи. Наконец блондинка вздохнула:

– Да уж, значит, идти тебе некуда?

Я затрясла головой.

– Ладушки, тогда поедем.

– Куда?

– Ко мне, не на улице же спать!

«Жигули» довольно долго неслись по переулкам инаконец встали у девятиэтажной блочной башни. Подъезд смотрел на мир окнами безстекол, а в лифте угрожающе топорщились выжженные кнопки. Мы поднялись нашестой этаж, блондинка порылась в сумке и, чертыхнувшись, позвонила.Моментально раздался многоголосый лай, и дверь тут же распахнулась.

– Мамочка пришла! – завопилмальчишка лет одиннадцати.

Я невольно отшатнулась назад. В теснойприхожей толкалось дикое количество животных, кошки и собаки вперемешку.

– Иди давай! – Кулак хозяйкиуткнулся в спину. – Чего застряла, они не кусаются!

Кое-как я влезла в сантиметровое пространство.Мальчишка прыгал около блондинки.

– На, – сунула она ему большуюхозяйственную сумку, – тащи на место.

Радостно гикая, парнишечка понесся в глубьдлинного коридора. Собаки вкупе с кошками погалопировали за ним.

– Пришла наконец, – довольно сердитозаметил молодой мужчина, – иди скорей, картошка стынет.

– Сейчас, – пропыхтела блондинка,стягивая ботинки. Потом повернулась ко мне: – Давай раздевайся, чего стоишь!

Я покорно стянула с ног «компрессы» и робкоспросила:

– Где тапочки?

– Там поищи, – махнула хозяйка рукойв сторону Монблана из обуви, – и топай в ванную.

Кое-как разыскав две разномастные тапочки, ядобралась до ванной комнаты. Да уж, видок – лучше некуда! Из зеркала глянулабледная, перепачканная грязью физиономия, волосы торчат вверх, словно забор,тушь размазалась.

– Эй! – постучали в дверь.

Я приоткрыла дверь. Невысокий мужчинапротягивал старенькое, но чистое полотенце.

– Это мне?

– Тебе, тебе, чем вытираться думала?Тряпкой? – хихикнул хозяин и испарился.

Кое-как приведя себя в порядок, я поплелась накухню.

В большой комнате с двумя окнами было приятнотепло. За круглым столом восседало несколько человек: блондинка, молодоймужчина, девушка и мальчик. Вокруг толкались собаки, кошки нагло устроились намойке.

– Так, – командным тоном велелахозяйка, – сейчас познакомимся! Я – Катя. Это мой старший сын Сережа.

Молодой мужчина улыбнулся и, лихо подкрутивусы, сказал:

– Здрассти!

– Его жена Юля.

Девушка глянула на меня быстрым взглядом итоже улыбнулась.

– А я Кирюшка, – влезмальчишка, – мамин младший сын и брат этого…