с делами своими и поможет людям Астризии вновь обрести счастье, - он с любовью посмотрел на свою жену и улыбнулся. - Поможет обрести то счастье, что обошло нас стороной.

Поначалу женщина нахмурилась недовольно, но затем пересеклась взглядами с мужчиной и улыбнулась. Улыбнулась так искренне, что я перестал считать, что между этими людьми давно нет любви. Недружелюбная обстановка и их странное отношение друг к другу подталкивали к такому выводу. Но после обмена улыбками, я перестал в этом сомневаться. Несмотря на чудовищный недуг, несмотря на невозможность зачать детей и трудиться ради них, в этом мире ещё оставались люди, способные жить хотя бы ради друг друга. Быть по-настоящему близкими. В полном смысле этого слова.

- Ещё раз прошу прощения, что отнял у вас время, - извинился я в очередной раз. - Прошу только распространить весть о прибывшем в мир аниране. Поделиться этой вестью с каждым и призвать не отчаиваться.

- Конечно, аниран, - мужчина облегчённо улыбнулся и вновь схватился за ложку, как бы намекая, что гостям пора проваливать.

В соседней комнате что-то упало. Опять раздался знакомый звук удара чего-то о деревянный пол. Взгляды всех находящихся в комнате метнулись к запертой двери. Семейная чета вздрогнула. А затем оба, как по команде, испуганно уставились на меня.

За дверью кто-то пыхтел, стараясь справиться с засовом. Дверь заскрипела в петлях и отворилась.

На пороге стоял чернявый карапуз. Его пухлое личико было измазано угольной пылью. Ладошки почернели, а на щеке остался широкий след, будто грязными пальцами он небрежно провёл по лицу.

- Ни хасю плятаться! - мальчуган недовольно топнул ножкой, так и не выпустив дверную ручку. - Там тимно и стласна.

Возникла самая настоящая немая сцена. Я стоял с открытым ртом и смотрел на смешного карапуза. Тот, как ни в чём не бывало, шмыгнул носом, провёл грязной рукой по лицу, измазав угольной пылью не только щёки, но и нос, и чихнул. Затем утёр сопли рукавом, поправил верёвку, поддерживавшую штаны, и спросил:

- А кто это плиехал?

Я охренел окончательно. Я тут же вспомнил слова мужчины про счастье, обошедшее их семью стороной. И сообразил, что мне соврали. Но, в принципе, к этому я тоже мог отнестись с пониманием. В суровые времена, когда работорговцы шастают по всей Астризии, спрятать детей от внезапных гостей - более чем разумное решение. Я бы сам так поступил, если бы мне пришлось заботиться о детях.

Словно подтверждая мои предположения, женщина метнулась к распахнутой двери и захлопнула её в одно движение. Реакция женщины была столь быстрой и неожиданной, что мальчонка не успел отскочить. Хоть я не увидел, отчётливо услышал удар. Гулкий удар, вскрик и падение. Видимо, ребёнку досталось дверью. Но после падения плача я не услышал. Всё затихло моментально.

Тишина стояла недолго - наверное, меньше пяти секунд. Было лишь слышно злобное пыхтение и скрип запертой двери, спиной к которой прижималась женщина. Взглядом разъярённой кошки, защищавшей собственный помёт, женщина блуждала по лицам непрошеных гостей. Она искала в наших лицах угрозу и готова была зубами рвать каждого, кто посмеет причинить вред ребёнку.

Сотни мыслей пронеслись в моей голове за эти несколько секунд. Я был готов принять странную реакцию женщины. Защищать своё дитя, закрыть его собой - инстинктивное желание. Даже если защита может причинить дитю определённый вред. Ладно, пусть её действия, на мой взгляд, слишком грубые, каждая настоящая мать, уверен, поступила бы так же.

Но дело было не в ней. Её поступок логичен. Проблема была в другом.

Я смел самого себя считать не до конца дураком, хоть всё так же оставался простым футболистом. Я сразу обратил внимание на важную деталь - возраст мальчугана. Я слышал много рассказов, относительно глубоко знал историю этого мира и помнил, сколько лет назад произошла глобальная катастрофа. Следовательно, в этом умирающем мире детишек моложе тринадцати лет по местному летоисчислению не может существовать. "Последняя надежда", те, за кем охотится тирам Гвелерг и его патроны, - это мальчики и девочки, которые уже умеют разговаривать. Которые крепко стоят на ногах и умеют формировать мысли.

Этот же сопливый карапуз не вписывался в окружающий мир. Хоть я не успел разглядеть его как следует, мог с уверенностью сказать, что не дал бы парнишке больше пяти лет. Он на столько и выглядел, в принципе. Никоим образом он не мог родиться до появления карающего огня. Он не выглядел таким, у кого задержка с развитием. Он выглядел как обычный, здоровый ребёнок. Следовательно, он родился позже, чем в небе воссияла та самая звезда. И это несомненное чудо. Оказывается, кому-то удалось посеять зерно новой жизни. Несмотря на общий недуг, несмотря на страшное наказание, кому-то из местных удалось это наказание победить. Этот неизвестный пахарь и разъярённая женщина смогли посадить зерно и вместе вырастить новую жизнь. Они уже сделали больше, чем смог сделать я. Ведь пока только мне удало...

Одна из сотен мыслей, тех самых, что промелькнули за короткие секунды, наконец-то пронзила мой мозг. Она была самой логичной и отпустила мне самого натурального пинка, подталкивая к верному выводу. Иного объяснения просто не могло быть. Как и не могло быть чуда.

Челюсть я так и не смог закрыть, когда всё понял. С самым натуральным скрипом моя одеревеневшая шея повернула голову в сторону мужчины. Женщина всё ещё прижималась к двери, намекая, что с места она не сойдёт. Мужчина же смело встретил мой взгляд. Его густые чёрные брови хмуро искривились, а глаза смотрели по-настоящему зло. Смотрели зло именно на меня, а не на тех, кто молча топтался рядом. И эти злые глаза красноречиво говорили, что этот ни хрена не пахарь догадался, что и я догадался. Что не только он видит перед собой того, кого увидеть совершенно не ожидал.

В следующее мгновение мужчина резко выставил левую руку. Его пальцы сжались в кулак, а предплечье охватывало знакомое оранжевое поле. Кулак был направлен на меня, а из энергетического поля навстречу моей морде уже вылетал убийственный гарпун.

Как я успел увернуться, я так и не понял. Наверное, сработали рефлексы.

Ничтожное расстояние не оставляло пространства для манёвра. Но я успел. Я всего лишь повёл головой, слегка склонил шею в бок. А затем что-то промелькнуло со скоростью молнии. Жар обдал шею, ухо превратилось в раскалённый шар непередаваемой боли, а на плечо брызнули капли крови.

- А-а-а-а-а! - больше от неожиданности, чем от боли, заорал я. Упал на