ты решил, что я людоед? — осторожно поинтересовался я, стараясь заболтать своего неведомого пленителя, а после перехватить инициативу в свои руки.

Так-то мы тоже не щи лаптем сто лет хлебали! Кое-какие боевые приемы, как в этой, так и в прошлой жизни, довелось не только примерно изучать, но и успешно применять. Так что у этого «народного мстителя» с его острой зубочисткой против такого боевого старикана, как ваш покорный слуга, нету никаких шансов! Опыт, его ведь не пропьешь!

— Так ты на человека совсем не похож! — неожиданно заявил мне неведомый «богатырь». — Хоть и здорово прикидываешься!

— А кто же я, по-твоему? А? — продолжал я заговаривать зубы храбрецу, посмевшему тыкать мне в спину какой-то острой хреновиной. Он ведь не Святой Георгий, а я, отнюдь, не Змий, чтобы в меня в меня копиём тыкать.

— Нежить поганая… Гуль[2]… наверное… — как-то неуверенно заявил мой противник.

— Сам ты Гуль, деревенщина! — передразнил я его и неожиданно рухнул на одно колено, пригибая голову.

Падая, я чувствовал, как острый наконечник копья (или чего там у него было) процарапывает на моей спине глубокую острую полосу. Больно, ёп! Но это все мелочи, по сравнению с мировой революцией. Мой, пока еще неизвестный пленитель, тоже довольно быстро среагировал на изменившуюся ситуацию, и попытался пронзить меня своим убийственным инструментом.

Но, несмотря на всю его скорость, действовал он недостаточно быстро — острый наконечник, пролетев над головой, лишь сорвал с моего затылка небольшой кусок кожи вместе с волосами. Зато я, вскинув правую руку вверх, ухватился за предполагаемое древко (и мои предположения меня не обманули), направляя копье в землю.

Не устояв на месте, неведомый боец подался вперед и тут же налетел на животом на острый локоть моей левой руки, который я, не без некоторого удовлетворения (ибо нефиг простых людей копиями стращать), впечатал ему в «солнышко». Противник мгновенно сдулся, выплюнув сдавленное «к-ха», и сложился пополам. Я же, воткнув копье в землю, технично взял его шею, оказавшуюся не такой уж и крепкой, на удушающий. Всё, дело сделано! Дедушка еще многим может в этом вопросе фору дать!

Слегка придушив противника, который к моему изумлению оказался молодым пареньком лет 16−18-ти, я подождал, пока он не перестанет пырхаться. Я аккуратно положил его на землю, а после, вооружившись его же копьем, стал ждать, когда он придет в себя. Пока пацаненок судорожно дышал, нагнетая кислород в лишенные воздуха легкие, и вращал глазами, я успел его немного рассмотреть.

В общем и целом, ничего особого он собой не представлял — обычный пацан, каких пруд пруди в любом городе и деревне. Весьма крепкий для своего возраста, белобрысый, стриженый «под горшок». Из странностей бросались в глаза два факта: его светлая кожа отдавала явной «зеленцой», да грубая домотканая одежда, в которую он оказался облачен. Ну, если с кожей и так было все понятно — подыши таким воздухом, и сам позеленеешь, то с одеждой возникали определенные вопросы. Уж не в глубокое ли прошлое я провалился?

— Ты кто? — Пацан, наконец, продышался и пришел в себя, со страхом поглядывая в мою сторону.

— Ну, уж не Гуль-людоед, точно, — ответил я, весело усмехаясь. — Держи свою зубочистку, Аника-воин! — Протянул я ему отобранное оружие. — И в следующий раз не тычь этой дрянью в добрых людей! — Погрозил я ему пальцем, когда он несмело схватился за отполированное руками древко.

— Так ты точно не Нечисть? — Облегченно выдохнул парнишка, впиваясь в копье обеими руками.

— Блин, неужели я так на Нечисть похож? — миролюбиво поинтересовался я.

— А то! — ответил пацан. — Сам посуди, кожа белая и бледная — без грана животворящего изумруда, прямо как у покойника. Сам голый, а из тела во все стороны какие-то листья и ветки торчат. Если не Гуль, то Лясун Бородатый — вона, в волосах иглы сосновые растут!

— Лясун? — Я наморщил лоб. — А, Леший, что ли? — наконец догадался я.

— Ага! — Судорожно кивнул хлопец. — Натурально, Лясун!

А сосновые иголки реально заполонили мою спутанную и сбитую в колтуны бороду. Умудрился в бору нацеплять, когда воду у родника глыкал. И как я ни пытался их оттуда вытрясти, нифига у меня без расчески не получилось. Борода ссохлась и стала напоминать старую паклю, её теперь только лошадиным гребнем раздирать, или попросту сбрить к чертям собачьим.

— Да это просто иголки в бороду набились, — так и пояснил я пацану, — пока я сюда от моря через сосновый бор шлепал. А ветки — так одежды у меня никакой не осталось, когда меня на берег выкинуло…

— Откуда выкинуло? — Изумленно воскликнул паренек.

— Из моря, вестимо, — вновь добродушно произнес я. — А что не так-то?

— Так в том окияне такие жуткие морские Твари водятся, которым даже наша лесная Нечисть, да Нежить на один зубок! Мы даже на берег выходить опасаемся, хотя рыбки морской временами, страсть, как хочется! Так как же ты выжил, старче?

Ага, паренек, наконец-то, рассмотрел во мне заслуженного пенсионера. Похоже, что стах перестал застилать ему глаза. Хотя, в определенной храбрости ему не откажешь, ведь взял же он меня «в полон».

— Да не помню я ничего, — выдал я, в общем-то, официальную версию своего появления на пляже. — Очнулся у самого берега воде. Из одежды — только рваные тряпки, которых едва-едва срам прикрыть хватило. Вот и пришлось себе юбку из говна и палок… травы и веток, — поправился я, увидев округлившиеся глаза моего нового знакомца, — соорудить. А ты меня, значит, за Хозяина Леса принял.

— Вестимо, принял! — Качнул головой парнишка.

— А что это мы с тобой паря, не познакомимся никак? — спросил я его. — Меня Гасаном кличут. По батюшке — Хоттабычем. Старик Хоттабыч, одним словом. Можешь так меня звать-величать, — подстроился я под слегка архаичную речь паренька, — я уже давно привык. — А что? Я ж реально старый пердун.

— Гасан? — Вновь изумленно покачал головой пацан. — Хоттабыч… Чудные же в ваших краях имена!

— А тебя как прозвали?

— А я — Первуша, — бесхитростно представился паренек.

Ну, да, а его родня, по-видимому, особо с именами не заморачивалась: первым в семье уродился, значит — Первак. Вторым — Вторак, а третьим, стало быть — Третьяк. А что,