— А зря, — Нина Григорьевна поджала губы.

— Для того чтобы верить, надо руками потрогать, — Катя забралась на диван. — Подвинься, сестрица. — Отобрала кусок рукава необъятной кофты, накинула на плечи. Оказалось, уютно. — И о чем вы тут балакаете? — спросила с ехидцей.

— Бабушка рассказывает, как ее чуть не похитили, — довольно ответила Лиза: она знала — эта тема сестру зацепит. И точно.

— Ну да! Расскажи, ба! — поерзала младшая на диване, устраиваясь поудобнее.

Нина Григорьевна рассмеялась:

— Ты и в детстве, Катюша, так — обхватишь колено и: расскажи, ба, да расскажи.

— Ну, так как было дело?

— Глаза у тебя горят, Катерина, а история-то простая. Сватали меня за одного из нашей деревни. Жених — куда с добром. Родители согласны, засватали. А поехали с девчатами в соседнюю деревню… я ведь в хоре пела… — Нина Григорьевна замолчала, глазами ушла в прошлое.

— Ну а дальше?

— Кать, не торопи человека.

— А дальше на следующий день приехал Степан. Ну, из той деревни, где пели. И сразу ко мне: выходи за меня, и все. Я ему: так ведь засватали. А он: ну так я тебя украду.

— Ух ты, — прошептала Катька. — И что?

— Что! Приехал с парнями, караулил у колодца, все ждал, когда выйду.

— А ты?

— А я дома просидела, даже к окну не подошла.

— Ну… — разочарованно протянула Катя. — Испугалась?

— А ни к чему мне это было, — ответила Нина Григорьевна и плечом повела. В движении этом Лиза уловила давнее кокетство и вдруг ясно увидела, какой когда-то была ее бабушка.

— И ни разу не пожалела? — не унималась Катька. — Неужели за всю жизнь хоть разочек не подумала: а вот если бы я тогда убежала…

— Да на что? — искренне удивлялась бабушка.

— Ты бы сбежала, Кать, скажи, — вставила Лиза.

— Да уж ни минуты не сомневалась бы!

— Ох, Катерина, Катерина, наживешь себе беды, — вздохнула бабушка. — Ну, ужинать, да и спать. А завтра опять посумерничаем.

Но на следующий день как-то наотрез кончились дожди — словно кто воду выключил. Выглянуло умытое солнце, и сразу обнаружилась куча дел. Прибрать двор, собрать яблоки, наварить варенья. Лиза с удовольствием ходила по мокрому саду, ойкала, когда вода с листьев скатывалась за воротник, легко злилась на ветки, цепляющие волосы… Старалась не наступать на яблоки, которых упало с веток за время дождей немало. Если вдруг под ногой раздавался сочный ароматный хруст, вздрагивала и всякий раз невольно думала: яблоку больно.

Катя два дня честно, с постной физиономией, помогала. А на третий — пропала. Сразу после завтрака откуда ни возьмись к ним заглянула соседская девчонка, помялась на пороге и, не войдя в дом, робко спросила:

— А Катя выйдет?

Лиза сначала вскинулась — дел у нас полно! — но, видя одновременно упрямое и просительное выражение лица сестры («Только Катька так может!»), тут же сдалась. И лишь когда младшая радостно убежала на улицу, запоздало поняла, почему так не хотелось отпускать сестру с соседкой. Уж больно глаза у той бегали, прятались будто, в памяти всплывало забытое русское слово: шельма.

Однако беглянка, пришедшая обедать, имела такой счастливый вид, что у Лизы просто язык не повернулся сказать: никуда больше не пойдешь. Все-таки последние дни каникул. Если самой интереснее сидеть дома да в саду, резать яблоки и мешать выструганной палочкой варенье в тазу, то это еще не значит, что надо заставлять сестру делать то же самое. Попробовала спросить у бабушки, что за человек эта Аленка, но ответа внятного не получила. Говорят разное — и весь сказ.

Вечером Катя вернулась, когда уже спали. Лиза сквозь сон услышала, как крадется сестра, как в темноте задела стул, чертыхнулась шепотом и затем минуты три стояла, стараясь уловить: не разбудила ли домашних. Наутро, конечно, соврала, что пришла в двенадцать, ну, может, чуть позже. Бабушка с Лизой только переглянулись: обе знали, что было три часа ночи.

То же повторилось и на другой, и на третий день. На четвертый вечер в доме наступило тревожное молчание. Ужин прошел скомканно и как-то воровато: старались не говорить о Катерине. В девять часов Лиза не выдержала.

— Ба, ну скажи, надо Катьке объяснить, что не дело это — гулять целыми днями и ночами, причем неизвестно с кем.

— Надо-то надо, Лизочка, — Нина Григорьевна вздохнула, — только не послушается она нас.

Помолчали.

— Не нравится мне это.

— А может, зря мы тревожимся?

— Зная Катерину, так и ждешь, что она во что-нибудь вляпается! — Лиза вскочила на ноги неожиданно бодро. — И ведь что интересно! Мне же потом и влетит. — Она обернулась к бабушке с веселым изумлением, за которым сквозила тревога.

— Не суетись, — бабушка старалась быть рассудительной. — Дело молодое, может, ей приглянулся здесь кто. У нас ребята есть хорошие…

— Вот этого я больше всего и боюсь, — Лиза присела перед бабушкой на корточки. Сказала доверительно: — Я однажды видела, как Катька в подъезде целовалась с парнем. По-настоящему, понимаешь? И я видела, как он ее трогал. А было тогда ей, — выдержала вполне театральную паузу, — пятнадцать лет. — И встала во весь рост, ожидая эффекта.

— Тоже мне дело! — вдруг фыркнула бабушка. — Я в шестнадцать уже Любушку родила.

— Вот что, — медленно и внятно произнесла Лиза. — Пойду-ка я ее поищу. — И стала одеваться.

— Ты, Лиза, поосторожнее там, — Нина Григорьевна засуетилась, сунула внучке кофту, попыталась навязать платок, но встретила решительный отпор. — Никуда не лезь. Катенька-то сорванец. Ей что! А ты нежная. Катюшу и обидеть непросто, а ты ведь только с виду грозная…

Она еще что-то говорила, говорила… Лиза уже шагнула с крыльца на шуршащий гравий, слова бабушки остались за спиной, в проеме света, слились с вечером, и девушка, не оглядываясь, вышла за калитку. За спиной скрипнула дверь, стало темнее.

Сделала несколько решительных шагов и остановилась. Было пасмурно и неуютно. По всклокоченному небу бежали облака, пряча ущербную на один бок луну, деревья густо шумели — совсем осень.

— Ну и куда я пойду? — тихо вслух сказала Лиза. — Катька, черт.

Постояла, пооглядывалась; глаза привыкли к темноте, и за ивами в овраге стал заметен огонек. Набрав воздуху, зашагала смело и решительно в сторону костерка. Однако шаг замедлился, а походка машинально сделалась крадущейся по мере того, как приближалась к месту. Она уже могла различить слова.

— Дай еще, Шершавый. Вот, блин, перебор, блин!

— Скидывай башмак, Суслик!

— Сдавай еще!

— Сдаю, сдаю. А ты, Катюх, не замерзла еще? Погреть не надо?

Послышался смех, немного, показалось Лизе, нервный.

— А ну как проиграешь еще пару раз? Тогда