Так или иначе, когда эта эстафета перешла Питеру – он знатно охренел.

Но едва мама открывает рот, чтобы объяснить, что знает или не знает папа, как прямо у меня над ухом раздается:

– Добрый день! Уже выбрали, что будете заказывать?

От неожиданности я даже вздрагиваю, зато папа уже озвучивает свой заказ, потеряв интерес к назревавшей склоке. Три алкогольных напитка и стейк. Недолго думая, я заказываю салат, а Нейт тоже стейк. Какое-то время он поочередно косится на отца и маму, очевидно, размышляя на тем, стоит ли сейчас попытаться заказать бокал того же виски, ссылаясь на то, что отец это разрешает.. но, очевидно, делает вывод (исходя из маминого раскрасневшегося лица), что сейчас совсем не подходящее время вновь разжигать между предками едва потухшее пламя раздора.

Когда очередь доходит до Питера, тот отмахивается:

– Стакан воды.

– Да ладно тебе, я плачу – циничная насмешка отца– хоть раз наешься до отвала.

Но Питер не ведется на эту откровенную провокацию (за два года – а именно столько они с мамой вместе – успел наработать себе иммунитет хоть на какие-то выходки отца) и сдержанно повторяет официанту:

– Стакан воды – поворачивается к маме – ты что будешь, дорогая?

– Мне греческий салат.

– Хорошо – после чего официант проговаривает заказ каждого из нас и, получив одобрение, уходит, огласив приблизительное время готовки.

– Везунчик – вновь цепляется к отчиму папа – тебе принесут быстрее остальных. Наешься раньше всех.

Нейт опять давится от смеха, а я сотрясаюсь в безуспешной попытке подавить хохот. Выгляжу наверное, как умирающий дельфин на берегу моря.

– Когда-нибудь ты договоришься, Джек – все с тем же пограничным спокойствием замечает Питер – и, вопреки всем моим принципам, я научу тебя отвечать за слова прямо на глазах у твоих детей.

– У-у, как страшно! – в глазах папы появляется какой-то странный огонек – а зачем ждать? Или тебе нужно время, чтобы собрать в кучу омлет в штанах?

– Джек – мама вновь разнимает, только теперь уже не руки, а их взгляды, схлестнувшиеся, только стальные клинки – ты вроде хотел пообщаться с детьми?

– А, да – бесстрастно кивает тот, откинувшись на спинку стула, словно только сейчас вспомнил, зачем мы вообще здесь собрались.

Обводит взглядом сначала Нейта, потом меня, словно предоставляя нам возможность начать первыми, после чего останавливает вновь возвращается взглядом к моему брату. Вскидывает бровь:

– Ну давай, хвастайся.

– Чем? – изумляется.

– Да хорош – он с усмешкой бьет его кулаком в плечо в той мужской манере, когда этот жест демонстрирует высшую степень задиристого дружелюбия – капитану школьной баскетбольной команды нечем похвастаться?

Нейт краснеет, но теперь уже скорее от смущения.

Чуть дернув плечами, отвечает:

– Вот именно, что школьной. Какие там могут быть достижения?

– Такие же, что и в обычной – сухо замечает Питер, уже сделав глоток из того стакана воды, что ему принесли – никаких перспектив. Бегаешь, гоняешь мяч, как полудурок, а к 30 понимаешь, что твоя спина не разгибается. Арифметика – вот то, что тебе пригодится в жизни. Или любой другой предмет, который шевелит мозги, а не бицепсы.

Взгляд папы становится все жестче с каждым сказанным отчимом словом. Он не спускает с него глаз и, кажется, даже не моргает. Едва Питер замолкает, отец, с подозрительной учтивостью, уточняет:

– Закончил?

– Вполне.

Подавшись к нему, насколько позволяет стол, папа добавляет лилейным голосом:

– Вот и славно. Но если я еще раз услышу, как какой-то чикагский неудачник учит моего сына жизни, или еще лучше – гнобит его, то я тому неудачнику – анонимному лицу, разумеется – вырву его кадык и затолкаю в анальное отверстие так глубоко, что даже проктолог не сразу сможет его оттуда изъять.

– Закончил? – теперь уже уточняет Питер, так же не переходя на повышенные тона, из-за чего со стороны, должно быть, складывается ощущение, что у них идет какая-та оживленная дискуссия на счет футбола или еще чего.

Папа не отвечает, однако это не мешает Питеру продолжить:

– Тогда позволь спросить – если я, такой уж чикагский неудачник, недостойный внимания, поучаю твоего сына, который, на минуточку, живет в моем доме – почему же ты не заберешь его к себе? Их обоих?

– Питер – одергивает мама уже его, сопроводив это ласковым жестом по плечу, что со стороны наверняка трактовалось бы, как ее попытка поучаствовать в мужском разговоре.

– Почему не заберу? – обращает вопросительный взгляд к матери – а действительно, Гвен, почему я их не заберу?

– Прошу тебя, Джек.

– Спроси у нее – усмехнувшись, вновь Питеру – а лучше..

Но папа замолкает на полуслове из-за подошедшего с его заказом официанта. А когда в его руках оказывается порция алкоголя (одна из трех заказанных)– его уже не интересует завершение столь многообещающего монолога.

Питер с громким хлюпаньем втягивает остатки воды и с шумом ставит стакан на стол. Папа, хмыкнув, теперь обращается ко мне, медленно вращая стакан с виски таким образом, чтобы напиток ненавязчиво омывал стенки сосуда:

– Ну что, солнышко, с твоим братом разобрались, теперь твоя очередь рассказывать, как дела у моей принцессы.

– Ну.. – жму плечами, лихорадочно думая, чем же можно впечатлить отца, когда мой основной козырь («А» за контрольную) уже выброшен.

На ум так ничего и не приходит, а молчание за столом затягивается, повисает гнетущая напряженная тишина, потому я прихожу к тому отчаянному, что со временем уже стало частью моей жизни. А именно – ко лжи.

– На самом деле, ничего нового – легкая заученная улыбка касается моих губ – на следующих выходных пойдем на школьную дискотеку с Кайли и Тиной.

– Дискотека? Забавно. Кто пригласил? – участливо интересуется он, сделав еще один глоток размером с тихий океан, тем самым прикончив первую порцию.

– Кто.. что? – не сразу врубаюсь.

– Ну.. – взгляд на маму – или что-то не догоняю? – вновь на меня – у нас типо на дискотеки девчонки с парнями ходили – смешок – иначе какой резон дрыгаться там под эти нудные треки, отобранные учителями, если не для того, чтобы потом позажимать ровесниц в школьных туалетах?

– Джек – сдержанно одергивает мама – не забывайся, ты разговариваешь со своей дочерью.

– Да ладно, простим – с неожиданным милосердием выступает Питер – у него любовницы того же возраста, немудрено, что путается.

Папа, сделав вид, что не заметил обоих реплик, продолжает выжидающе смотреть на меня.

– А – опомнившись, соглашаюсь – ну да. Парень. Да – отмахиваюсь, бросив испепеляющий взгляд на веселящегося Нейта, прекрасно знающего правду