наполняя душу Богумира животным первозданным ужасом. Огромный, худой, со слежавшейся, комьями зимнего сна, коричневой шерстью, с ничего не выражающей, безучастной мордой, обычной для зверя подобной породы, пожирая маленькими, злобными углями глаз своего противника, огромный бурый медведь, сделал стойку для броска, на посмевшую побеспокоить его жертву. Мгновения отсчитывались гулкими ударами сердца бывшего бога, все более приближая время неминуемой развязки и жуткой смерти.

Богумир, забыв от ужаса обо всем на свете, и то, что лишен божественной силы, и что Перунова защита не действует на него больше, пытался бесполезно выпустить в грудь чудовища, из ладони электрический разряд, обычное оружие для внука властелина грома и молнии. Он истерично тряс руками, изображая магические пассы, читал боевые заклинания, целясь то в сердце зверя, то в голову, но все напрасно, ничего не происходило.

Медведь рыкнул, голодно сглотнул слюну и потянул вожделенный воздух черным, затрепетавшим нетерпением носом. Богумира окатила волна могильного холода. «Это конец!». Он безоружен перед клыками и когтями чудовища. Его божественное тело сожрет обычный лесной зверь. Такой смерти не пожелать даже врагу. Он обессиленно опустил руки, сдавшись и приняв неизбежность.

Резкий удар в плечо, грубо сбил с ног, и бывший бог рухнул, зарывшись в сугроб головой. От снега, окатившего тело холодом жгучих иголок, Богумир мгновенно пришел в себя. Вскипев злобой, он забыл про все на свете, включая свой недавний страх, вскочил на ноги, горя одним единственным желанием незамедлительно и жестоко покарать наглеца посмевшего коснуться и толкнуть небожителя своими грязными руками. Праведный порыв мгновенно скатился на самое дно божественной души и там затих, от осознания происходящего, парень увидел широкоплечую спину мужика в коротком, потертом овечьем тулупе. Тот, уткнув один конец кривой рогатины в снег, второй, раздвоенный, направил в грудь приготовившегося к броску медведя. Этот незнакомый человек стоял между ним и смертью, встав на защиту того, кого совсем не знал, и был достоин не кары, а искренней благодарности.

— Вот же угораздило тебя пацан разбудить хозяина леса, теперь будем бить шатуна неподготовленными, я в спешке даже концы рогатины заточить не успел, да и древесина хлипкая. Тяжко нам придется. — Пробасил незнакомец облаком пара горячего дыхания, не оборачиваясь, и сжимая в левой руке длинный и острый как шило нож, а правой покачивая своеобразное, хлипкое, раздвоенное копье, реагируя на каждое движения зверя. — Встань сзади и не суетись, не дай бог Велес, он на тебя кинется мимо рогатины, тогда раньше времени дружно Морене «Здравствуй» скажем, а мне еще дочке помогать надоть, да и тебе рановато еще к предкам с покаянием.

Богумир вдруг как-то отчетливо осознал, что все, что тут происходит, это по-настоящему, и только вот этот грубый мужик, а не какие-то там возможности бога, могут его спасти. Нет у него больше той божественной энергии и воли, какие были раньше, теперь только человеческие возможности: сила и ловкость, вот его оружие, но они почти ни развиты, не привык бог пользоваться мышцами, там, где он жил, они не имеют большого значения.

Конечно, он не против встретится с Мореной — своей матерью, но не уверен, что в посмертии его простит дед, и не вселит в гневе душу в какого-нибудь тупого барана, сделав на века оборотнем. Да и вообще он теперь не уверен в своем бессмертии. Такого исхода он не хотел. Умереть при таких обстоятельствах глупо, да еще и очень больно. Поэтому немедленно выполнил приказ, встав за спиной своего неожиданного защитника.

Медведь полностью переключился с парня на нового противника которого видимо посчитал более опасным. Он рассматривал его злобными глазами, водил черным кончиком носа из стороны в сторону, принюхиваясь к новому врагу, и выдыхал облачка морозного пара из открытой пасти с желтыми клыками, с которых капали тягучие капли слюны.

Несмотря на то, что он был голоден, нападать не спешил, словно чувствовал, что этот смелый человечишка, вставший на его пути, смертельно опасен. Медведь стоял, и человек стоял, никто не хотел испытать судьбу первым.

Время словно остановилось, застыв инеем на елях, заблудившись среди засыпанных снегом, колючих, зеленых лап в нервном потрескивании морозного воздуха. Наконец голод пересилил страх, хозяин леса решился и прыгнул.

Незнакомец резко, но плавно, как-то даже наверно вольготно присел, приподняв рогатину и зверь с хрустом раздираемой шкуры, ломанием ребер и древесины, налетел на нее грудью. Что там было не так, разбираться в тот момент было некогда, то ли сук сквозной, толи гниль и плесень сточили древесину, но она хрюкнула рваными щепками и обломилась посередине.

Коричневая, мохнатая туша рыкнула, словно обиделась и оросив снег кровью, сбила человека с ног подмяв под себя, а тот вместо того, чтобы попытаться отползти и убежать, сделал по мнению Богумира глупость.

Он откинул в сторону нож, обхватил зверя ногами, притянув его ближе, прижавшись, и практически слившись с ним, делая невозможным порвать себя когтями, ухватился руками за челюсти, растягивая их в разные стороны и не давая сомкнуться у себя на шее.

— Бей. — Прохрипел сдавленным полным отчаяния и сбитого дыхания голосом незнакомец.

Богумир растерялся и не сразу понял, что тот обращается к нему, и чего-то просит, и чего вообще от него требуется в этой ситуации. Растерянность и паника могут завладеть оказывается не только человеком, боги тоже ведут себя под частую не так прагматично, как им хотелось бы. Но надо отдать должное, парень быстро пришел в себя, правда сделал не совсем то, что от него ожидали. Он, запрыгнув на мохнатую спину, с остервенением замолотил кулаками медведя по голове.

— Придурок, что ты делаешь? Ножом его бей под левую лопатку, в сердце. — Прохрипел из-под туши незнакомец и Богумиру показалось что тот, несмотря на жуткую ситуацию, вот-вот рассмеется.

Парень физически почувствовал, как покраснел, но думать и смущаться было в данной ситуации некогда, и он, скатившись с мохнатой спины, схватил валяющийся в сугробе нож и с разворота, на отмашь вогнал в открытый мохнатый бок, загнав сталь по самую рукоять.

Медведь вздрогнул, задергался и захрипел. Струя темной крови брызнула, неестественным розовым цветом окрасив снег. Огромное тело пробила мелкая дрожь и оно, забившись смертельными конвульсиями, наконец затихло, придавив своей обездвиженной тушей нового знакомого, практически утопив того в сугробе.

— Умничка. — Мужик выглянул из-под лапы медведя, и отплёвываясь