карету чуть покачивало. Зеленое сукно доброе, качественное, только «разговоры» из синего материала, какие только конным стрельцам положены. После размышлений он сам приказал так делать, дабы полное единообразие по родам войск ввести, и лишь петлицы и обшлага были разноцветными, по полковым расцветкам.

Но как только Алексей попытался нахлобучить «буденовку» на голову, то взвыл, зашипел рассерженным котом. И было отчего — под длинными волосами на затылке пальцы обнаружили здоровенную шишку.

— Ты чего, государь?!

— Попали мне в голову, Иван Федорович, когда до этого берега реки почти доплыл, отчего в беспамятство короткое впал. Пуля на излете бела, потому камнем ошарашила, да и шапка со шлыком была надета — она и смягчила удар. Но ударило крепко…

— Дай посмотрю, — Алексей наклонил голову, а тесть чуть тронул пальцами шишку, вздохнул с нескрываемым облегчением.

— Повезло, государь. Было бы ближе — то смерть стала неминучей! Видимо, тебя хранят небеса…

— На Бога надейся, а сам не плошай и охрану увеличивай, — проворчал Алексей. — Надо было не сотню черкас брать в конвой, к тому же неполную, а полк. Впредь буду умнее!

— О том я тебе и говорил раньше — война идет, а от тебя победа наша зависит. Ведь предатели рядом быть могут — от покушения не всегда уберечься можно, а потому охрана нужна надежная и многочисленная. И с дворянством не связанная — князья чаще изменяют, чем простолюдины, ибо свой интерес для них зачастую главнее нужд государя.

— И ты также ведешь себя?

— И я, — охотно согласился Ромодановский, — вел бы себя так, но дело в ином. Красть мне нет необходимости, и так богат. А все имущество мое — твое давно на самом деле. Род мой угас — стрельцы родичей перебили, а по женской линии «фамилию» не поведешь. Но мне повезло — ты мою дочь в жены взял, а посему угасание рода не столь высокая плата за нашу кровь, что в царях течь будет! В моих внуках и правнуках!

Алексей задумчиво посмотрел на Ромодановского — лицо князя стало торжественным, словно затаенную клятву произносил вслух. Иван Федорович негромко говорил, но каждое его слово было отчетливо:

— А потому я, и Лопухины с Салтыковыми, и Шереметевы, тебе как псы будем верными — любого врага разорвем и загрызем. Измены от нас не будет — ибо разом потеряем все! И надежды, и честь родовую, и живот, и благополучие. Но нас немного — быть возле тебя постоянно не будем во множестве. А потому тебе предстоит дворян самому выбирать — взгляд останавливай на мелкопоместных и однодворцах. Самых захудалых среди них отбирай, чтобы кормились только с твоих царственных рук — так с псами и поступают. И к тебе одному привязанность имели, и к деткам твоим верность проявят. Чтобы предавать им было невыгодно — ибо всего разом лишаться!

— Резонно, — мотнул головой Алексей, понимая, что получает сейчас от князя бесценный урок отбора кадров.

— А еще народец дикий к себе приблизить можно, раньше браками так делали, а сейчас милостью. И понять дай — не уберегут — то исчезнут все, никого не останется. Так ханы в прошлые времена делали, себе охрану из нукеров отбирая.

— И где их мне брать?!

Вопрос Алексей задал умышленно, ибо прекрасно понимал, на кого он сам может твердо рассчитывать. И когда князь-кесарь заговорил, он мысленно обрадовался, что мысли оказались верными.

— Царевич Васька Сибирский тебе родич, дай кусок — верность его подкрепишь. И татар он подберет — рода у них маленькие, но их множество. Тем же черкасам тебе изменять выгоды нет. Они это уже показали — токмо на их старшину подозрение постоянно держи, а сам продвигай тех, кто руку твою держит. А предадут — их свои и загрызут безжалостно.

Ромодановский усмехнулся, глаза сверкнули, и он тем же негромким голосом продолжил свою речь:

— Так и в иноземных странах многие короли поступали. У правителя франков Луи гвардия из скоттов была, те враги трона аглицкого, а потому французскому монарху, что с ними враждовал, служили преданно — а война, что больше ста лет шла, это показала.

Алексей вспомнил прочитанный роман про Квентина Дорварда, стрелка шотландской гвардии, и просмотренный фильм, и только кивнул головой — так оно и было.

— Базилевсы ромеев всегда при себе дружины варяжские держали — по летописям я такое знаю. Не доверяли они своим знатным грекам — те могли в спину кинжалом ударить, или яда в кубок подсыпать. Но и простолюдинов можно вблизи держать, и дворянство им пожаловать. Твой брат король Карл недаром при себе драбантов держит — они ему верностью привязаны. Даже на «калабалык» пошли, хотя янычар вдесятеро больше было.

Слова Ивана Федоровича падали с губ негромко, и он их внимательно слушал — а кого еще поучиться.

— Я ведь прекрасно знаю, кто в Приказе Преображенском тебя обо всех делах осведомляет. Обиды нет, наоборот — ты все правильно делаешь — твои людишки должны быть при всех. Измена ведь рядом таиться может, предают ведь токмо свои, ибо враги такое проделать не могут, на то они и супостаты. Чего на них обиду держать?!

— Знаю о том, Иван Федорович.

— И сегодня ты урок впрок получил, но живым и невредимым остался. Шишка и люди погибшие не в счет — ты царь, и должен уметь нести потери, что всегда будут…

Глава 4

— Ушел царевич, ваша светлость, как есть ушел. Больно конь под ним резвый, нечета нашим — на берег прыжком одним вспрыгнул, мы даже прицелиться толком не успели, а он уже за кустами скрылся!

Меншиков заскрипел зубами, но все же сдержал ярость — поручик его собственного лейб-регимента выглядел донельзя расстроенным, от плохо отжатого кафтана на ботфорты стекали струйки и капли воды. Александр Данилович понимал, что его люди сделали все что могли — за поимку сына Петр Алексеевич обещал немедленно выдать тысячу червонцев и чин бригадира в придачу, а ежели кто убьет царевича, то полковником станет.

Но кто мог подумать, что Алешка такое отчебучит?!

Хитер оказался царевич, что и говорить. Попался на «машкерад», но сам ответно такой же монетой отплатил. Переодел в собственную царскую одежду казака, почти весь конвой с ним на погибель отправил, а сам с десятком черкас назад кинулся. И ведь почти обманул, стервец — пока два эскадрона с его людьми у кареты рубились яростно, почти ушел, только на предусмотрительно выставленный заслон нарвался, там целая рота обходом пошла, пути для бегства ему перекрыла.

— Он в реку