для якобы взяток служащим Врачебно-полицейского комитета. Геру удалось бежать в Англию (перед побегом успел споить до умопомрачения какого-то купеческого сынка и получил от него вексель на 30 000 рублей). В 1880 году беглец попросил о помиловании, обещая способствовать разоблачению шайки подделывателей российских денег. В связи с этим Е. С. Головин писал министру финансов: «Ввиду обещаний Гера сделать весьма важные для министерства финансов открытия в отношении подделывателей кредитных билетов, обещаний, действительная исполнительность которых представляется весьма правдоподобною, не изволите ли Ваше Высокопревосходительство разрешить временный вызов Гера из Кенигсберга в Санкт-Петербург в качестве секретного агента министерства финансов»[518]. На доклад о Соломоне Гере, поднесенный министром финансов государю 16 мая 1880 года в Царском селе, была наложена резолюция: «Высочайше разрешено, с тем чтобы за Гером, во время пребывания его в пределах России, был учрежден негласный полицейский надзор». Этот проходимец был вызван в Россию, снабжен открытым листом, суммой в 500 рублей и отправлен в Лондон как секретный агент правительства.

Помимо денежного вознаграждения положение секретного агента давало возможность мошенникам свободнее заниматься преступным промыслом фальшивомонетничества. Об этом в министерских кабинетах имелась исчерпывающая информация. Министр финансов М. Х. Рейтерн писал Н. П. Игнатьеву в феврале 1876 года: «Из числа находящихся за границею поляков, многие предлагают услуги свои нашему правительству не только в видах получения денежного пособия, но даже с тою целью, чтобы удобнее скрыть собственное свое участие в умышленной подделке наших государственных бумаг»[519].

Завербованные осведомители собирали информацию о деятельности преступных сообществ: принимали на себя роль заезжих покупателей фальшивок, внедрялись в шайки в качестве распространителей, вели слежку за подозреваемыми. Эти занятия бывали небезопасны. Г. Г. Перетц, разыскивающий «фабрику» фальшивых билетов в Швейцарии, докладывал в июле 1873 года в министерство, что его швейцарский агент «не решается приступить к делу. Как можно догадаться из его слов, его пугает участь агентов Каменского, так печально погибших. Он боится за себя, так как главные деятели люди решительные и не остановятся ни перед чем, но еще более боится за семью»[520].

Описания деятельности таких сыщиков иногда напоминали страницы детективных романов. «Конфиденциальный» агент англичанин Натаниэль Арроусмит рассказывал, как он следил за одним из членов шайки фальшивомонетчиков: «Я следовал за ним в некотором расстоянии, но я каждый раз терял его из виду. Следовать за ним рано-рано поутру в тихих и пустых улицах, в которых часто не находилось никого кроме нас, и через разные дворы и переулки, через которые он проходил, и при том не быть им замеченным, было физически невозможно»[521]. Натаниэль поведал, что одна из нелегальных лондонских мастерских была замаскирована под фабрику искусственных цветов. Для этого в предместье Лондона, по словам Арроусмита, был арендован дом, который «служил для цели печатания в нем кредитных билетов, которые скрывались в стеблях искусственных цветов и таким образом перевозились в Россию»[522]. Делился он и своим планами «взять напрокат большой телескоп <…> с этим телескопом я намерен был поместиться в комнатах напротив его, ждать днем и ночью, пока с помощью онаго я мог бы удостовериться в том, что это рублевые билеты, затем я хотел позвать полицию, ворваться в дом и захватить все»[523]. Все эти живописания своей «героической» деятельности Арроусмит изложил в объемном письме, направленном в российское министерство финансов после полученной отставки в 1874 году. Уволенный агент просил о «доходном месте в России», якобы обещанном ему Г. П. Каменским, и обвинял последнего в обмане, медлительности, нерешительности и нежелании «захватить мастерскую или, как один из подделывателей ясно выразился, “убить гуся, клавшего золотые яйца”»[524].

Привлечение к розыску субъектов с сомнительной репутацией было мерой вынужденной. Иногда такой шаг оправдывал себя — тот же Соломон Гер способствовал поимке преступной группы фальшивомонетчиков. Но иногда такие «помощники» только затрудняли деятельность чиновников особых поручений.

Гавриил Павлович Каменский, с 1865 года представляющий интересы российского министерства финансов в Лондоне, настоятельно просил в 1878 году управляющего канцелярией министерства Д. Ф. Кобеко, «чтобы все преследования и действия заграницею в связи с фабрикацией фальшивых кредитных билетов были исключительно сосредоточены в министерстве финансов, и чтобы из него только выходила всякая инициатива об отправке агентов сыщиков; в противном случае могут выйти самые плачевные недоразумения»[525].

Однако министерским чиновникам весьма сложно было организовать поиск и преследование фальшивомонетчиков именно таким образом. Особенно когда в дело вмешивались высокопоставленные сановники, пожелавшие принять в проводившемся расследовании деятельное участие, а то и возглавить его. Собственно, и просьба Каменского была вызвана прибытием в Лондон «главного агента» Берека Шимкевича с двумя помощниками. Этот «секретный сыщик», купец из города Калиш, был направлен в столицу Британской империи по инициативе калишского губернатора М. Н. Набокова[526] и по указанию варшавского генерал-губернатора графа П. Е. Коцебу для розыска подпольных фабрик фальшивых билетов, распространяемых в Царстве Польском. Прибывшие агенты, как докладывал Каменский, контактировать с ним отказались. Советник российского посольства М. Ф. Бартоломей писал министру финансов М. Х. Рейтерну, что «они считали бы более удобным не входить пока в сношения с г. Каменским, в чем я не имел никакого повода им отказать»[527], и тоже избегал контактов с ним. В дополнение к этому Берек Шимкевич обвинил агентов Каменского в преступном сговоре с фальшивомонетчиками. Он сообщил своему покровителю, губернатору М. Н. Набокову, что мастерские фальшивомонетчиков «правильно организованы, имеют свой штат, свою полицию, живущую в согласии с тайной полицией действительного статского советника Каменского, нашего правительственного агента в Лондоне от Министерства Финансов»[528]. Добившись фактического отстранения Каменского от расследования, секретный агент Шимкевич развернул активную деятельность. И не столько в поисках подпольных мастерских, сколько в выуживании денежных средств из российского казначейства. Его донесения Бартоломею отличались неуемной фантазией. Так, в июне 1878 года он сообщил советнику посольства, что «удостоверился в существовании двух фабрик 25-ти и 10-ти рублевых фальшивых денег и видел то, что описать не в состоянии. Его привели в комнату и показали устройство, предупредив, что в случае измены, он будет умерщвлен. На столе лежали револьверы и кинжалы, и кругом пачки фальшивых денег. Фабрикант надавил пружину и все скрылось, и он остался в обыкновенной комнате»[529]. Нарисовав столь впечатляющую картину подпольного производства фальшивых билетов, агент стал требовать денег для успешного завершения дела. На продолжение расследования ему выделили 1000 рублей, но Шимкевич, как сообщил губернатор Набоков новому министру финансов С. А. Грейгу, «отказался от принятия на себя подобного поручения по недостаточности суммы», которая для успеха дела, по его мнению, «должна простираться до 6000 рублей и вместе с тем просил возврат денег, истраченных им