Трудности возникли снова на следующий год во время попытки ищущего славы Германика вторгнуться на территорию тевтонских племен и расширить имперские границы. Когда вторгшиеся римские войска были окружены, распространилась паника и контратакующие германские племена стали угрожать переходом через мост, который римляне построили через Рейн. И опять Агриппина приняла участие в событиях, проявив себя при обороне крепости и действуя как сестра милосердия для раненых, будучи при этом беременна дочерью, Агриппиной Младшей.[314]

Представление жизни Агриппины в кино неизбежно превратило ее в отважную героиню. Но для римской аудитории образ жены солдата и будущей императрицы, следующей за военным барабаном, подменяющей мужа в бою и помогающей предотвратить военную катастрофу, вызывал гораздо более противоречивые эмоции. Для начала тут возникал вопрос о праве поездки Агриппины за границу. Второй вопрос, нужно ли позволять женщинам сопровождать своих мужей на фронте или на политическом посту в далекой стране, давно возбуждал сильные чувства среди определенной части членов правящей элиты. Во время дебатов в Сенате при обсуждении выбора новых губернаторов для Африки и Азии пятью годами позднее сенатор Авл Цецина Север предложил дополнение к закону: чтобы ни одному из назначенных правителей не позволялось брать с собой жен:

Сварливую тираду Севера быстро отразили другие сенаторы, которые настаивали, что неспособность отдельных мужей контролировать своих жен не есть причина лишать всех общества супруг — а Друз Младший напомнил, что Август часто путешествовал на восток и на запад с Ливией. Но хотя слова Севера не получили поддержки слушателей, дебаты эти показали, что частичной причиной держать женщин рядом с собой было недоверие к слабому полу. Как было сказано: «Браки едва выживают даже на месте — а что случится после нескольких лет фактического развода, когда мужа рядом нет?»[317]

К тому же реальная роль Агриппины на поле боя вызывает сомнения. Возмущенное описание Севера на обсуждении в Сенате недавнего проведенного обучения войск женщиной, возможно, не относилось к самой Агриппине — существовали и другие женщины, такие, как жена Антония, Фульвия, которые в недалекие годы становились мишенью подобных нападок. Такое предубеждение против женщин на передовой часто тесно переплеталось со страхами, что женщины начнут осуществлять подобные же вторжения и на политическую арену.[318]

То, что такие же мысли приходили в голову и Тиберию, видно в его реакции на события на германской границе:

Следующие четыре года пламя ревности к популярному молодому подчиненному и перспективному наследнику продолжало тлеть. Германик оставался на Рейне еще два года, нанеся тевтонцам серию военных поражений, пока не был отозван императором в Рим для участия в триумфе 30 мая 17 года, запланированном как процессия через весь город, — на нее, как говорят, вышло посмотреть все население столицы. Соблюдалась старая республиканская традиция, когда сыновья триумфатора должны были сопровождать отца на параде. Но по новым поправкам сопровождали его также и дочери — в данном случае шестнадцатимесячная Агриппина Младшая и ее малышка сестра Друзилла, которые обе родились в конце кампании Германика. Теперь они тоже ехали в колеснице отца, рядом со своими тремя братьями.[320] Это было продолжением мудрой стратегии Августа демонстрировать себя и в роли семейного человека, и в роли сильного защитника государства.

Последовавшее далее решение Тиберия отправить Германика в сопровождении Агриппины и остальных членов его семьи в дипломатический тур по восточным провинциям империи с мандатом Сената на maius imperium (высшая власть) над всеми провинциями часто интерпретируется как попытка отодвинуть соперника и отделить его от преданных ему легионов.[321] Воспоминание об Антонии наверняка предостерегало от появления соперника на Востоке, и вскоре память об этой войне вновь была освежена. В 18 году н. э. императорский кортеж сделал остановку недалеко от места великой морской битвы при Акциуме, так что Германик смог посетить расположение бывшего лагеря своего деда Антония. Позднее семья посетила старое владение Клеопатры в Египте и осуществила круиз по Нилу, осмотрев пирамиды, Колосс Мемнона — статую, которая, как говорят, пела в лучах восходящего солнца, — и другие руины древней фиванской цивилизации. Во время пребывания в Александрии Германик не только гулял по городу пешком, но и осуществил популярные меры, такие как снижение цен на зерно. Вдоль их маршрута обнаруживались надписи, посвященные лично Антонии, восхвалявшие ее за «полнейшее осуществление высочайших принципов божественного семейства», демонстрирующие, что она тоже воспринималась частью императорской семьи.[322]

Трудно избежать подозрений, что статуя трех поколений главного врага Августа — Антония, осматривающих достопримечательности в старых охотничьих угодьях своих опозоренных родственников, была создана намеренно, чтобы взбесить Тиберия.[323] Он почти вынужден был сделать выговор Германику за игнорирование приказа о том, что ни один сенатор или знатное лицо не должен въезжать в Египет без разрешения от императора.[324]