Вир уже имел возможность убедиться, что его супруга — великолепная актриса. Но как бы хорошо она ни играла в его присутствии раньше, теперь со своим дядей она была воистину блистательна. Все, что маркиз видел до этого момента, было лишь репетициями, и только теперь на сцену, освещенную лучами прожекторов, вышла величайшая драматическая актриса. Зрители, затаив дыхание, замерли в креслах.

— Чего мы здесь стоим? — опомнившись, пробормотал Дуглас. — Давайте зайдем в дом и выпьем чаю.

Едва они расселись в гостиной, как лорд Вир начал демонстративно ерзать, причем всем как-то сразу стало понятно, чем вызваны его телодвижения. Спустя минуту он плотно сжал губы, словно стараясь таким образом успокоить свою пищеварительную систему и не позволить себе оскандалиться. Потом он вытер лоб и прохрипел:

— Надеюсь, вы меня извините. Мне надо... на минутку... я должен... — И он выбежал из комнаты.

Дуглас не проронил ни слова, как будто муж его племянницы был всего лишь назойливой мухой, которой хватило здравого смысла ретироваться. Однако Элиссанда сразу почувствовала себя хуже. Она была в такой панике, что даже его бессмысленное присутствие подбадривало ее.

Когда она обдумывала идею брака как пути к спасению, она не рассматривала вариант с бесполезным мужем, равно как и возможность встречи с дядей без соответствующей защиты. Но теперь она оказалась одна перед злобой, которая раньше была в основном направлена на ее тетю.

— Как тебе понравился Лондон, Элиссанда? — вкрадчиво спросил дядя.

В головокружительной суматохе последних тридцати шести часов она не обратила никакого внимания на Лондон.

— О, это большой, грязный, переполненный людьми, но все же замечательный город!

— Ты сказала, вы остановились в моем любимом отеле. Ты кому-нибудь из персонала говорила, что являешься моей родственницей?

Сердце Элиссанды трепетало, словно крылышки колибри, ужас был настолько сильным, что даже закружилась голова. До того как тетя Рейчел стала полным инвалидом, когда они пили чай всей семьей, он обращался к тете именно таким подчеркнуто ласковым, заинтересованным тоном и задавал вполне обычные, безобидные вопросы. Ответы тети становились с каждым вопросом все медлительнее и короче, словно с каждым из них из нее вытекала кровь, и, в конце концов, она замолкала, и на глаза наворачивались слезы.

После этого он провожал тетю обратно в ее комнату, а Элиссанда забивалась в самый дальний уголок дома или выскакивала во двор и убегала прочь, представляя себе, что больше никогда не вернется в этот страшный дом.

— Мне даже в голову не пришло, — проговорила она, — что ко мне отнеслись бы по-другому, если бы я упомянула твое имя. — «Не заламывай руки, Элиссанда. Они должны спокойно лежать у тебя на коленях». — Как это глупо с моей стороны!

— Ничего, ты молодая, еще научишься, — сказал дядя. — А твой новый муж, он хороший человек?

— Лучший из всех, — уверенно сообщила она. — Он добр и внимателен.

Дядя встал и подошел к окну.

— Честно говоря, я не знаю, что со всем этим делать, — задумчиво сказал он. — Моя маленькая девочка выросла и вышла замуж.

Элиссанда инстинктивно поджала пальцы ног в туфельках. Когда ее дядя вещал задумчивым голосом, она холодела от страха. Именно таким тоном он говорил такие вещи, как «Я считаю, что в моей библиотеке слишком много бесполезных книг» или «Твоя тетя сама не скажет, да благословит Господь ее деликатную душу, но сегодня, когда тебя не было дома, она крайне в тебе нуждалась. Ты должна больше думать о ней, а не о собственных удовольствиях». После первого, заявления домашняя библиотека опустела и Элиссанда в течение недели каждую ночь рыдала в подушку, а после второго она стала такой же пленницей в доме, как тетя Рейчел.

Принесли чай. Элиссанда разлила ароматный напиток по чашкам, внимательно следя, чтобы ее рука не дрожала. Лакей, поклонившись, вышел и закрыл за собой дверь.

Дядя подошел к столу. Элиссанда подала ему чашку. Рука не дрожала. Все же годы жизни рядом с дядей оказались отличной школой.

Она увидела, как чашка выпала из ее руки, раньше, чем почувствовала боль, обжегшую щеку. Последовал еще один удар, даже более сильный, чем первый, сваливший Элиссанду на пол вместе со стулом. Оглушенная, она лежала там же, где упала. У нее всегда были подозрения, что он творил неслыханные вещи с тетей, однако на нее он никогда не поднимал руку.

Элиссанда почувствовала во рту вкус крови. Она почти ничего не видела — глаза были залиты слезами.

— Встань, — приказал Дуглас.

Элиссанда сморгнула слезы и с трудом поднялась на колени. Дядя схватил ее за ворот, протащил через комнату и швырнул о стену.

Неожиданно она поняла, что ее скелет довольно-таки хрупок и состоит из тонких костей. А кости под соответствующим давлением имеют обыкновение ломаться.

— Ты считаешь себя очень умной? Думаешь, что можешь просто так уйти отсюда, причем вместе с моей женой — моей женой! — Он схватил ее за горло и сильно сжал. — Подумай как следует, Элиссанда.

Она не желала думать об этом. Более того, сейчас она была, как никогда, рада, что сумела вытащить тетю Рейчел из этого ада.

— Ты вернешь мне миссис Дуглас, и вернешь ее очень скоро. Если же нет...

Он улыбнулся, а Элиссанда вздрогнула — не сумела сдержаться. Дядя слегка ослабил хватку, и она смогла вздохнуть. После этого его рука снова сжалась.

— Если нет, — продолжил он, — боюсь, что-то ужасное может произойти с красивым безмозглым идиотом, которого ты, по своему собственному утверждению, так горячо любишь.

Элиссанда оцепенела и стиснула зубы, чтобы они не клацали от страха.

— Подумай об этом недоросле. Ты уже один раз бесстыдно использовала его, вынудив дать тебе свое имя. Может быть, ты считаешь, что он должен из-за тебя еще и лишиться, к примеру, руки или глаза?

Леди Вир хотелось стать надменной, показать, что она плевать хотела на его угрозы. Но очень трудно казаться сильной, если не можешь дышать.

— Ты не посмеешь, — из последних сил выдавила она.

— Ошибаешься, моя дорогая Элиссанда. Нет ничего, на что я не пойду ради любви. Ничего.

И он еще говорит о любви! С таким же успехом дьявол может говорить о спасении.

— Ты не любишь ее. Ты никогда не любил ее. Ты только издевался над ней. Всегда.

Дуглас отвел руку и ударил племянницу так сильно, что едва не сломал ей шею.

— Ты ничего не знаешь о любви! — проревел он. — Ты понятия не имеешь, какие муки мне пришлось вынести...

Он замолчал. Элиссанда сглотнула кровь и подняла глаза на дядю. Никогда еще она не слышала, как он кричит.

Вспышка, похоже, удивила и его самого, и он сделал несколько глубоких вдохов, чтобы успокоиться. Снова он заговорил едва слышным шепотом: