Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Господин хороший, — вмешался в разговор чирикающий серв, — а может, ты нас на службу возьмешь, а? Тут мы место, считай, потеряли, из-за вашего колдуна!
Я с сомнением посмотрел на него. Брать человека вот так, с улицы, конечно, неправильно. Но парень крепкий, и судя по всему, неглупый. Лишняя пара рук, в общем — то, не помешает…
— Я немного не при деньгах, любезный, а то бы взял тебя в услужение.
— Ничего, я пока за еду послужить могу, — прочирикал светловолосый.
— Как звать?
— Меня Птахой кличут!
— Ну, Птаха, бери бочонок, да пошли отсюда. А там разберемся.
— Да погодите вы! — очнулся усатый тип. — Там же деньги еще! Деньги Вепрей! В подвале они хранят!
— Точно! В винном погребе! — Птах замахал руками от возбуждения — Там тайник у них, но я знаю где! Как раз… да, как раз за этим бочонком и был!
— Литц, — я обернулся к магу с невысказанным, но совершенно ясным вопросом.
Тот смутился еще сильнее.
— Ну-ка, что там у тебя в карманах топорщится?
Маг покраснел.
— Да нашел я их, нашел. Пойдемте уже!
— А давайте лошадок-то заберем, — снова подал голос усатый конюх — а то, глядишь, и на конюшню огонь перекинется, а вам, добрый господин, лошадки-то не помешают! Они, хоть и не боевые, но добрые. Да и повозки надо выгнать — две отличные повозки сейчас на дворе! Да и вещички нам надо свои собрать!
— Давайте быстрее!
Мы с магом вывалились за ворота. Птах с усатым побежали за лошадьми и своими вещами. Слышалось испуганное ржание лошадей — крыша конюшни уже занималась.
Вскоре Птах и черноусый конюх выехали за ворота на двух прекрасных подводах, крытых доброй рогожей. Мы закинули вещи внутрь фургонов и залезли сами.
Лишь сейчас я заметил, что меня бьет крупная дрожь. Многое я тут видел, но такого ужаса еще не встречал!
Зверолюди очень сильные, опасные противники. Практически, сегодня я заново родился — так мал был шанс уцелеть, и все же он выпал!
Но не рыцарю Эйхе.
Глава 22
Коммандер Эйхе погиб. Его тело сейчас горит рядом с тремя кабаньими тушами. Sic transit…
Я бросил последний взгляд на пылающую таверну. Славный вышел у Ренна погребальный костер. Не каждый удостоится такого!
Литц рядом любовно поглаживал свой свеженамародеренный бочонок.
— Маг, так сколько там денег-то ты спер, показывай!
Тот неохотно вытащил из-за пазухи несколько мешочков. В одном были золотые монеты — 7 дублонов, 3 соверена, 5 тилейских флоринов, и еще 5 разных, незнакомых мне монет из Идеррии и Бастони. Очень большие деньги!
В другом оказалась пригоршня разного серебра вперемешку с медными и латунными монетками.
— В тайнике у них лежало золото. А еще в ящике с амулетом, в покоях — разменная монета для посетителей.
— Ты и тайник нашел?
— В подвале, где вино. Там еще столько всего было…
Похоже, этот пьянчуга действительно умеет находить чужие заначки. Не зря Тереллин его выделил мне в напарники!
Две крепкие телеги наконец — то выкатились за ворота. Здоровые рабочие мерины — три каурых, один серый в яблоках, по два на повозку — действительно были хороши. К фургонам привязали и трех наших кобыл.
Сервы с узелками под рукой, где, видимо, и были все их вещи, правили повозками умело и ловко. Мы залезли в переднюю, к Птаху.
— Давай правь к городу. Хочу побыстрее встретить наш отряд. А то кто знает…
Левая рука сильно болела. Перелома, конечно, не было, но пользоваться ей я еще долго не смогу. Несмотря на это, после благополучного возвращения амулета я испытывал такое облегчение, что даже задремал в повозке. Разбудил меня зычный голос:
— Эй, мужик, сворачивай! Мы армия Светлейшей церкви!
Вот идиот!
— Придержите язык, герр Николас! Не надо сообщать всем встречным, кто мы и куда идем. Вообще-то наш поход секретен.
— Не узнал вас, герр Андерклинг. А что это за быдло с вами?
— Напрасно вы так называете ученого мага! Птах, вставайте с повозками в хвост нашей колонны, а я останусь тут впереди с господами ротмистрами.
Пока мы ехали, я рассказал о происшедшем.
— Невероятно! — воскликнул Отто. — Тут уже лет сто не слышно про зверолюдей! На севере, в густых лесах, их еще полно, а здесь вроде бы их всех извели!
— Так давайте исправим это, — пробасил Рейсснер. — Устроим охоту, и доброе дело сделаем, и мяса запасем в дорогу!
— Вы это серьезно, Николас? Предлагаете есть такое мясо?
— А что такого, Энно? — удивился Шумпер. — Вы же сами ели того хряка, которого добыл Эйхе? Или вы думаете, что это был кабан?
Тут мне стало нехорошо.
— То есть та кабанья голова была….
— Конечно. Достойные охотники никогда не станут бить животных весной или ранним летом. Ведь они о ту пору выводят потомство, а если добыть родителей, то приплод пропадет, и охотиться будет не на кого. А этих уродов, заслуживающих лишь истребления, должно побивать в любое время. Весенние охоты — они всегда либо на волков, либо на зверолюдей!
— Конечно, — вмешался Рейсснер — бывает, что они дают отпор. Они же здоровые! Только ума объединиться в отряд у них не хватает. А то, это была бы не охота, а война.
Я в тоске откинулся на борт телеги. Кхорн возьми, как я тут все ненавижу!
Рука начала отдавать пульсирующей болью. Надо идти к Аззи. И не думать. Не думать о том, что я сейчас узнал.
— Пойду в арьергард, — сообщил я ротмистрам. — И, еще вот что — Эйхе погиб, теперь я коммандер отряда. Прошу обращаться ко мне соответственно, особенно при солдатах.
— Постойте, — вмешался фельдфебель Шумпера, Курт Линдхорст. — А родственники у коммандера были?
— Конечно. Он, то ли пятый, то ли шестой в семье!
— Эйхе — это те, что из Брейсенгау? — спросил Шумпер.
— Да, кажется.
— Брейсенгау — это Хаос знает как далеко отсюда, — продолжил Линдхорст. — Так что, по доброму старому обычаю, мы должны разделить имущество покойного среди его товарищей. То есть нас, господа.
— Наверное, вы правы, Курт. Только имущества у рыцаря было немного.
— Насколько я понял, его орудие и доспехи остались невредимыми? Он же поехал с вами с одним мечом?
— Да. Но вся его амуниция — из оружейной монастыря Андтага. И лошадь тоже. Так что, разделить мы можем только его долги!
— Ничего, дело же не в этом! Нам просто следует соблюсти древний обычай воинского братства. Сколько бы имущества не было у твоего однополчанина, будет очень печально увидеть его у какого-нибудь, да простит меня Свет, штатского!
На