сладких оков сна, Ян отметил мысленно, что следить за людьми не хорошо, но вслух ничего не сказал.

— Да, у меня эта грусть ещё на Земле началась.

— Что с тобой?

Что ей ответить? Что он целый год провёл в депрессии, словно проваливаясь в яму, из которой не хотелось выбираться? Что порой просто лежал, свернувшись калачиком, на своём диване, не желая знать ни сна, ни бодрствования, ни смерти, ни жизни, просто не хотелось быть вообще чем-либо сущным в этом мире, насквозь прожжённым агонией цивилизаций? Как бы ни ругал Азур Землю, он сам был не менее агрессивным, и лишь прикрывался заботой о людях, высылая их на безжизненные планеты.

— Сюзи, я не знаю…

Она положила свою ладонь на его руку.

Он посмотрел ей в глаза — и в этот момент словно замкнулась электрическая цепь, начинающаяся от её карих глаз, и заканчивающаяся её рукой, и Сюзанна была здесь источником электродвижущей силы. Яна как будто током пронзило в этот момент, и он стоял молча, и не мог вымолвить ни слова. Ян смотрел на неё — и не мог оторвать взгляда от её овального лица и едва вздёрнутого носа, от её чёрных волос и контрастирующей белой кожи, от линии её тонких губ и худенького тела, затянутого в белую облегающую водолазку. Все мысли, которые он думал когда-то о ней, все эти клочки дум, обрывки фраз и частички эмоций — теперь собрались воедино, и он готов был признаться, что…

Нет, он не мог этого сказать, ни вслух, ни даже произнести мысленно, самому себе — он так и стоял, глядя ей в глаза и не найдя как продолжить свою фразу.

— Не грусти, Ян. Всё будет хорошо. Своею грустью ты сводишь с ума не только себя, но и остальных. Поверь есть люди, которым приятно видеть тебя радостным, а ты печалишься, — сказала Сюзанна и ушла.

Двери, ведущие в жилую части звездолёта, открылись и коридор проглотил её.

Ян постоял ещё немного один и решил, что пора бы уже двинуться спать, что и сделал. Придя в свою каюту, он не раздеваясь лёг на диван, но сон в очередной раз покинул его — он был очень возбуждён, эмоционально и физически. Теперь он думал лишь об одном человеке — о Сюзанне.

И он не понимал, почему вот так, только-только простившись со старой любовью, он так быстро и внезапно влюбляется вновь. Но Ян ничего не мог с собой поделать — он ощущал этот процесс почти на физическом уровне, и не силах был, как тогда — на орбитальной станции, и раньше — на земной базе «эсбэ», в данный момент приказать что-что своему телу и своему разуму, тем более не любить. Ему, с одной стороны, конечно, было немного стыдно перед собой, ведь он, по земной традиции, до конца не выполнил траурных обязательств. Но, с другой стороны, они с Ранди расстались ещё год назад, и даже до этого они всего лишь просто были влюблённой парой, а не мужем и женой. Всё это каким-то образом постоянно крутилось в его голове, но он постоянно мысленно возвращался к Сюзанне.

«Почему Сюзи всегда говорит такими многосложными загадками?» — думал Ян, лёжа на диване в своей каюте. «Почему она не могла просто сказать, что влюблена в меня?» Он был твёрдо уверен в том, что его чувства взаимны.

И как он удивлялся, что его мысли вот так, будто по щелчку выключателя, обрели новый объект — он переметнулся от Рандалл и так внезапно начал «страдать» о Сюзанне…

Вдруг его мысль прервалась. Ян почувствовал, что перед его дверью кто-то стоит и желает войти.

— Иван, входи! — крикнул он.

Ян почувствовал, что это Вуревич, когда тот ещё не успел постучаться. Войдя, тот отметил:

— Да, мне рассказывали, что ты можешь узнать, кто стоит у тебя под дверью. Странно, но я почему-то сомневался в этом.

— Какие слухи обо мне ходят ещё?

Ян заметил, что Вуревич что-то держит в руке, но Вуревич тут же отвлёк его ответом:

— Ну… там… что ты можешь заставить детонировать взрывчатку без детонатора, на расстоянии при помощи силы мысли.

— Было такое дело. Только тебе приврали немного. Детонатор там всё-таки был. Я его лично устанавливал. В тот раз я просто не успе…

— Да я не за этим пришёл, Ян.

— Выкладывай.

Вуревич осмотрел комнату Яна. Всё было здесь обставлено с той лёгкой простотой, что присуща всем офицерским каютам: диван, на ночь превращавшийся в кровать, стол и два стула, на одном из которых сидел Вуревич. В углу была брошена сумка — все нехитрые пожитки Яна, которые были собраны им сразу после вступления в сопротивление — Гарвич всегда настаивал на том, чтоб каждый Лиловый всегда был готов к депортации или к отлёту. Сумка была не очень толстой — Яну практически ничего не нужно было забирать с Земли, разве что свою совесть.

Вуревич начал откуда-то издалека и крайне деликатно:

— Ты хороший человек, Ян. Таких на Земле мало, не то, что в Азуре. Тем более с такими способностями, как у тебя. Похоже, таких совсем нет, — он немного помолчал, — Началось восстание, ты можешь погибнуть. Не самая удачная для тебя участь, правда?

Лежавший до этого, Ян медленно сел, словно недоумевал не только головой, но и всем телом. Он совсем не понимал, куда клонит Вуревич.

— Ты всегда мечтал о свободной Земле, но ты никогда не думал, что может случиться с ней, если она станет свободной. Она останется одна. Одна, как и была раньше. Я всегда думал, какова вероятность того, что Земля, освободившись от ига, найдёт себе в космосе друзей, а не врагов, более мощных, чем Азур. Врагов, могущих разнести в пыль галактику, например. На нашей Родине сейчас льётся кровь. Люди, совсем неотличимые друг от друга, убивают друг друга. Я не вижу большой разницы между азурцем и землянином. Я подумал немного и решил, что эта бойня бессмысленна. Можем ли мы говорить, что мы правы, а не кто-то другой? И где гарантия, что мы победим?

— С нами правда — вот наша гарантия! — ответил Ян, и тут же заметил какая пафосная фраза у него получилась.

— Я боюсь, — продолжал Вуревич, — что Азур просто уничтожит нашу планету. И ты в силах спасти её.

— Что ты имеешь в виду?

— Ян, ты думаешь, что единственный, кто может, выбивать стулья из-под людей и гнуть ложки? Это всё чушь. Ты с рождения умеешь пользоваться энергией ци, так