Семеныч с трудом разлепил глаза: слева, оттуда, откуда дул ветер, неслась на красный цвет серебристая иномарка.

Она уже перешла эту часть дороги, но автомобиль летел с громадной скоростью.

* * *

Второй, смеясь, уже торжествовал, представляя, как будет обезображено Ее тело. Он искренне посчитал, наблюдая за Семенычем, что Она нравится ему как женщина, и что появление Мики обусловлено обыкновенной человеческой страстью.

И если внешнюю привлекательность ликвидировать, полагал Второй, то их союз перестанет существовать в одно мгновение, в которое-то и начнет свой обратный отчет эгрегор Мика, уничтожение которого Второй уже вообразил делом чести.

Второй рассчитал все: и силу удара, и время, и место. А водитель серебристой иномарки просто потеряет сознание на пару минут, не спуская ноги с педали газа. Убивать Ее Второй не собирался – от дороги спускался пологий травянистый холм. И по расчетам Второго, Она должна была отлететь от удара машины и, соответственно, изувечить то, что с таким упоением ласкает Семеныч.

* * *

Семеныч, точно услышав злорадный смех Второго, решительно рванул вперед.

Удар, визг тормозов, замирание сердца, внезапная головная боль, Ее испуганное лицо, ветер, поднявший пелену пыли – все смешалось вмиг в один вихрь…

* * *

Мика возник сверху невидимой стрелой. Его сконцентрированная энергия раздвинула пространство и образовала в нем временную воронку. Доли секунды Мика находился между машинами, сдерживая железные чудовища до полной их остановки.

* * *

Когда Семеныч пришел в себя, первым делом нашел взглядом Ее. Она, в ужасе прижимая руки к лицу, стояла на том же самом месте, на середине перекрестка. Водитель серебристой иномарки полулежал, обронив лицо на руки, в судороге сжимавшие руль.

Она, увидев, что Семеныч в порядке, подбежала к водителю машины, пытаясь открыть помятую дверь. Подошел Семеныч. Дверь не поддавалась, а худощавое тело парня не шевелилось.

Семеныч ударил кулаком по стеклу. Водитель медленно оторвал голову и посмотрел на них остекленевшими глазами, словно это был мертвец. Его безумное лицо исказила злорадная гримаса усмешки. На вид водитель был молод, но его лицо в этот момент казалось лицом дряхлого старика. Серебристая машина рванула с места, и с той же бешеной скоростью умчалась.

– Садись, – Семеныч кивнул на свою машину.

Она оцепенело взглянула на него и не двинулась, не слыша, что он сказал. Перед Ее глазами стоял пронизывающий взгляд парня и его губы, растянувшиеся в жуткой улыбке, как будто это улыбалась смерть.

– Садись! – прикрикнул Семеныч, заметив, что движение на дороге не прекращается, а они находятся на середине перекрестка. Ни проезжающие автомобили, ни люди, проходившие по тротуару мимо или стоявшие на светофоре – ничто и никто не остановился, а более того не обратил внимания на происшествие, словно его не было.

Семеныч сдал машину назад и повернул налево.

Они переглянулись, но промолчали.

Высаживая Ее, Семеныч сказал:

– У автомобиля была смята дверь, но моя машина целехонька, ни одной царапины. Но при таком ударе это невозможно. И он не мог въехать в меня и остановиться на такой скорости. Либо мой автомобиль он должен был протаранить, либо его машину должно было отбросить. И вокруг никто даже взгляда не задержал на аварии, точно ее никто не видел!

– Я не могу забыть, как не по-человечески оскалилось его лицо. Молодое лицо смеялось мертвецкой старостью, – рассеянно проговорила Она, не слушая Семеныча. – Как из фильма ужасов. Он так смотрел на меня. Морщин нет, а лицо старика! Это как?

– Глаза у него, – задумчиво ответил Семеныч. – Пустые глаза. Смертельно уставшие, как высохшие колодцы в заброшенной деревне.

– Страшно, – передернулась Она.

– Не бойся, – приобнял Ее Семеныч. – Я рядом.

– Навсегда? – тревожно уточнила Она.

– Навсегда. Как захочешь.

– Навсегда хочу.

– Мне не дают покоя должные повреждения моей машины, которых нет, – Семеныч еще раз обошел свой автомобиль. Растерянно взглянул на Нее: – Может, и не было ничего. Может, показалось?

– Обоим. Ага. Как же…

* * *

– Ты идиот? – от спокойствия Первого не осталось и следа.

– Да ладно тебе, – Второй отмахнулся. – Не получилось.

– А если Мика узнает, что это твоих рук дело?

– Мика на меня не подумает. Он наверняка посчитал, что это случайное происшествие. Аварий, что ли у людей не бывает?

– Случайных? Не бывает, – ответил Первый.

– Мика может этого не знать. Он еще в игрушки играет.

– Когда-нибудь он прекратит играть в игрушки.

– Мика не успеет повзрослеть.

– Он быстро растет.

– Я потороплюсь.

– Ты имей теперь в виду, что Мика хоть и никак не регулирует отношения этой пары, однако, находится рядом в случае опасности. Вообще, странно. Так эгрегоры себя не ведут. Он мог бы их соединить покрепче любыми обстоятельствами, и быстро набрал бы необходимую силу, позволяющую жизненно не зависеть от них. Но они свободно у него ссорятся, бесконечно ругаются, вечно расстаются – что хотят, то и творят. Мика от этого теряет энергию и силу. Но не вмешивается.

– Я тоже это заметил. Тем хуже для Мики, если он такой глупый. Они его сами и изведут. И я помогу. У меня созрела другая идея…

* * *

Водитель серебристой иномарки носил весьма редкую фамилию – Ребенок. И имелась у него отличительная черта – он никогда не смеялся. А в остальном – был почти нормальным современным молодым человеком.

…С детства Ребенок рос необычным. Еще в детском саду воспитатели обращали внимание на его недетскую смиренность, характерную больше для монаха в монастыре. И никто не мог глядеть в его глаза. Уже в детстве глаза Ребенка казались старыми и выглядели жутко. Он знал это, и старался не смотреть людям в глаза.

Оба его родителя были слепы от рождения и подброшены в дома ребенка. Подкидышам придумывают фамилию и имя, если неизвестны настоящие. По чистой ли случайности, по лености ли оформляющей документы работницы, в доме малютки в итоге обнаружились два разнополых младенца с одинаковой фамилией – Ребенок. После совершеннолетия они поженились и спешно покинули грязный, убогий, с жесткими распорядками дом-инвалидов, решив начать самостоятельную жизнь среди обычных людей. Работали на дому, за копейки собирая не то ручки, не то розетки. И ввиду своей неполноценности и людской жестокости вели очень замкнутый образ жизни. Редко выходили из дома, благо, что государство щедро прикрепило к ним социального работника, который несколько раз в неделю ходил по их просьбе за продуктами и оплачивал в банке необходимые квитанции.