– Засохли, – равнодушно пожала Она плечами, припоминая, что после свадьбы какие-то цветы в квартире, действительно, находились. – Или сгнили.

– Кто?!

– Цветы в горшках. Я не умею с цветами. Я к ним полностью равнодушна, и они меня не любят.

– Дома нужно чаще бывать. Поливать их, заботиться о них. И не только цветы.

– У меня работа такая, отстань.

– Работа?! – вне себя прошептал муж, задыхаясь от негодования. – Где, в таком случае деньги?

– Нету. У меня маленькая зарплата. А зачем тебе? Ты хорошо зарабатываешь. Дело, разве, в деньгах?

– Вот именно! Я хорошо зарабатываю, а жена должна сидеть дома!

– Но я умру дома, – Она умоляюще посмотрела на него. – Я же все делаю по дому. Везде чисто, суп всегда есть, вещи в порядке, пыли нет.

– И тебя нет, – добавил он жестко. – Ты в магазин ходишь? Детей в сад отводишь?

– Это наглость, – возразила Она. – Ты занят делами часа четыре в день со свободным графиком. Ничего страшного, если ты развозишь детей и покупаешь продукты.

– Ничего страшного, – согласился он. – Меня даже не напрягает приготовить ужин. Но я хочу, чтобы ты прекратила все отношения со своими Ленками, Машками, Таньками… И уволилась. Все это отвратительно на тебя влияет.

– Ничего на меня не влияет! Почему ты думаешь, что все вокруг меня плохие, а я хорошая? Это я такая!

– Потому. Ты такой не была. Ты сидела дома, и все было отлично.

– Я вынужденно сидела дома. Пока дети не могли без меня обходиться. И не было ничего отличного. Мне дома плохо. Я не уволюсь с работы. И буду общаться с тем, с кем я хочу, а не с твоими друзьями и родственниками. Меня от них тошнит!

– Ключи давай от машины. Не нужна она тебе. Я так решил.

– В сумке, – ответила Она, и тут же, спохватившись, звонко хлопнула себя по лбу. Но муж уже вернулся на кухню с расстегнутой сумочкой. Он демонстративно вытряхнул содержимое на стол: косметичка, бумажные платки, чеки, банковские карточки, кошелек, зарядка от телефона, детские перчатки, паспорт, водительское удостоверение, рабочий пропуск, запасные наушники, две связки ключей, пачка сигарет, зажигалка и пустая стограммовая бутылочка из-под коньяка…

– Без комментариев! – швырнул он сумочку в угол и забрал со стола ключи от машины. Пачку сигарет с силой сжал, смяв ее в кулаке. Показательно разжал ладонь над столом и вышел из кухни.

Она спокойно убрала со стола, одела наушники, включила музыку на телефоне и, найдя в холодильнике свежий кусок мяса и полкочана капусты, приготовилась делать солянку.

Муж вновь заглянул на кухню:

– У сына увеличилась вена.

– Что? – вытащила Она один наушник.

– У сына увеличилась вена! – в бешенстве повторил он.

– Это не ко мне. Это к хирургу. Сходите завтра.

– Ты себя слышишь?

– Да, – кивнула Она.

– Ты похожа на дьявола. В тебе хоть что-то человеческое осталось?

– С каких пор переживания за вену стали божественны?

Муж скрылся с каменным лицом.

Она ринулась в детскую. Отогнула одеяло и посветила на тело спящего ребенка фонариком телефона. Увидев синюю полосу на внутренней части бедра, внимательно присмотрелась. Послюнявив палец, потерла – палец посинел.

«Это маркер», – улыбнулась Она и поцеловала мальчика в висок. Подошла к дочери, поправила ей подушку и вышла.

Через полчаса Она протерла рабочие поверхности, выключила плиту и открыла окно нараспашку, чтобы еда не испортилась до утра.

– Где машина? – спросил муж, когда Она вошла в спальню.

– В сервисе.

– Опять?!

– Лампочки перегорели, – мгновенно соврала Она: рассказывать мужу о мелких авариях Она давно не считала нужным во избежание лишних и ненужных, по Ее мнению, ссор. – Я заберу завтра.

– Я сам заберу. Я сказал, что машина тебе больше не нужна. На работу свою ходи пешком.

– Ну и пожалуйста.

– Не хочешь по-хорошему, будет по-плохому.

– Иди к черту, – Она стащила с себя майку и бросила ее на кресло. Туда же полетело и нижнее белье. Сдернула с дверцы шкафа ночную сорочку. Легла, взбив парой ударов кулаков подушку.

– Извини меня, – прижался муж. – У нас все хорошо раньше было. Мы везде вместе были. Вечера проводили вдвоем. Ты ждала меня с работы. Мы гуляли с детьми вместе, ездили в гости, в лес ходили. Помнишь первый утренник в детском саду? А помнишь, она первый раз пела на концерте, и ты плакала? Помнишь ее первый насморк, когда ты, заламывая руки, вызывала скорую? А как мы укладывали детей и на цыпочках шли в спальню и до утра… А сейчас, как будто это не ты стала. Может, это кто-то порчу навел на нашу семью? Кто-то сглазил тебя? Мне порой кажется, что в тебя что-то потустороннее вселилось. Нечеловеческое. У тебя даже взгляд поменялся…

Он замолчал, сглотнув. Она тоже не проронила ни слова. Его душили воспоминания о Ней, прежней. Он подумал, что сейчас ему, наконец, удалось растопить тот лед, который возник между ними.

– Не трогай меня, – Она неприязненно отодвинулась.

– Я попросил прощения. Я разозлился сегодня, потому что ты ни разу не позвонила за день и пришла поздно. Не смотришь на меня совсем. Перестань. Хочешь, машину тебе поменяем? – примирительно спросил он.

– Не трогай меня, – твердо повторила Она и отодвинулась еще дальше, обматывая себя одеялом. Понимала, что рядом находится не чужой Ей человек, но ничего с собой поделать не могла. Перед глазами стоял Семеныч. Его милые родинки по всему телу, которые Она запомнила все до единой. – Я не могу. Мне нельзя.

– Что?

– Я была у врача, по-женски. Что-то у меня там… Подозрение. Она сказала – пока нельзя. И лекарства выписала.

– Извини, извини. Ты поэтому такая нервная? Почему ты раньше не сказала?

– Поэтому. Отстань.

– Спи, спи, – он гладил Ее по волосам. – Прости меня. Ты рано осталась без родителей. И недополучила ласки. Вот и выросла колючей. Тебе пришлось очень тяжело. Работала сама, когда еще школу заканчивала. Потом и институт осилила. У нас двое детей, с которыми ты справлялась одна, без посторонней помощи. А сейчас работаешь с утра до ночи. Я все понимаю. Такой груз нелегкий. Все время у тебя какая-то гонка.

Она пролежала минут десять, терпеливо снося движения его руки. Но все-таки не выдержала, поняв, что это Ее раздражает так сильно, что уснуть не получится.

«Это изнасилование какое-то!» – Она резко ударила его по руке.

– Хватит! Я не могу больше ходить на утренники – мне это неинтересно! Сидеть в песочнице и лепить куличи – для меня каторга! Ненавижу ходить в лес и собирать грибы! Ездить к твоим родственникам мне тоже неприятно. Два часа перемывать кости и восхвалять семейные ценности – ужасно! Смотреть с тобой телевизор – наискучнейшее занятие! Я вообще не люблю смотреть телевизор! Пить с тобой чай на кухне по ночам десять лет подряд меня бесит! Я не люблю готовить! Не гладь меня! И машиной своей подавись. У тебя руки противные!