Хельмут взял листок из рук Франца и дорисовал стрелу. Нарисованная стрела чуть съехала книзу.

– Стрела и победа, – сказал Франц. – Я догадывался, что ты большой романтик.

– Смотри не подведи.

– Можешь на меня положиться. Жди гостей. Завтра ночью.

* * *

…Ночь выдалась безлунной и ветреной. Территория лагеря была пустынна, на вышках мерзли часовые. Солдаты не видели, как темные фигуры крадучись перебегали от барака к бараку, направляясь к тыльной стороне лагеря, где ограда выходила к лесу.

Из окон офицерской столовой падали наружу огромные мутные столбы света. Доносились взрывы хохота.

Прижавшись к стене, один из беглецов осторожно заглянул внутрь. Он обнаружил там внушительную компанию – здесь была добрая дюжина офицеров, а еще солдаты-охранники; все они сидели за большим, небрежно накрытым столом. Вокруг тарелок со снедью и грубо нарезанными овощами стояли початые бутылки виски и стаканы. Раскрасневшийся майор Арчер, размахивая руками, рассказывал веселую историю – компания покатывалась со смеху.

Особенно отличался лейтенант, который сопровождал Грету к сестре. Он запрокидывал назад голову, бил ладонями по столу и сучил ногами. Определенно, в этот момент лейтенант был совершенно счастлив.

В углу помещения возился Франц, загружая в разверстый зев печки новую порцию поленьев. Огонь пылал все ярче.

Франц краем глаза заметил движение за стеклами; он заметил также, что в ту же секунду лейтенант, вытирая глаза от слез, всем телом разворачивается к окну. Франц с грохотом уронил поленницу на пол, дрова покатились по грязным половицам.

Арчер на полуслове прервал рассказ; вся компания дружно уставилась на недотепу. Франц рассыпался в извинениях, а тем временем за окном, никому, кроме него, не видимые, одна за одной промелькнули темные фигуры.

Путь лежал к отдаленному бараку, от которого до заграждений было рукой подать. Внезапно впереди идущий сделал взмах рукой.

Из-за угла здания появился американский солдат. Он брел, глядя себе под ноги, и невольно улыбался: сегодня он получил письмо от любимой девушки Франсин, которая писала, что очень ждет его и, как только он вернется из Европы, они сразу пойдут в церковь. Франсин обдумала предложение, поняла, как любит его, и решила сказать «да».

Погруженный в свои мысли, солдат не сразу услышал стремительно нарастающий звук шагов. Его сбили с ног мощным ударом, выхватили из рук винтовку и добили прикладом. Ухватив за тяжелые, тщательно вычищенные ботинки, оттащили к стене барака и там расшнуровали и стянули обувь.

Луч света с наблюдательной вышки неторопливо заскользил по территории лагеря. Фигуры успели прижаться к стене барака, слились с ним. И снова зашевелились, когда луч прошел мимо.

Из деревянного туалета, натягивая на ходу штаны, появился сонный Удо. На его глазах опрокинули и закололи двоих охранников, мирно трепавшихся за перекуром. Оба не успели даже вскрикнуть. Удо мигом проснулся. Перепуганный, он стал пятиться к своему бараку, но сильные руки подхватили его и швырнули по направлению к дальней ограде.

– Давай, картограф хренов! – негромко прикрикнули из темноты.

Подросток завертел головой, еще не осознавая, что очутился в толпе солдат, и эта толпа, будто горный поток, волочит его, как щепку, прочь от родного барака. Он пытался сопротивляться, но тщетно. В одиночку невозможно противостоять толпе. Удо лишь удалось немного отшатнуться в сторону, когда в темной человечьей стремнине его несло мимо распростертых на земле окровавленных тел.

У ограды толпились лагерные заключенные. Подкоп уже был сделан, и они, будто почуявшие запах крови животные, проворно проползали под колючей проволокой и, пригнувшись, бежали к лесу узкой цепочкой.

Чья-то сильная рука ухватила Удо за шиворот и толкнула вниз. Подросток будто бы со стороны с удивлением наблюдал за тем, как он ужом проскальзывает в разверстую яму, как проволока цепляется за его старую жилетку, а он все равно движется вперед, подогнув ноги и втянув голову в плечи, несется к темнеющему впереди лесному массиву.

Он опомнился лишь в тот момент, когда ветки кустарника стали больно хлестать его по щекам.

Удо остановился и отдышался. Он понял, что оказался на свободе.

24. Ситуация меняется

За время, проведенное в Нюрнберге, Волгин успел хорошо узнать город. У него было несколько путей, чтобы, выйдя из подъезда, где он квартировал, достичь Дворца правосудия.

Один путь стал любимым. Он пролегал через тихие, покрытые брусчаткой улочки, почти не пересекавшиеся с основными магистралями, а расположенные параллельно, мимо уютных сквериков и лавок в нижних этажах сохранившихся зданий. В аптеке с заклеенными крест-накрест окнами продавали не только медикаменты, но и скудную провизию; иногда Волгин позволял себе прикупить здесь съестного.

Как старому знакомому, Волгин кивнул старенькому аптекарю, возившемуся в витрине, тот блеснул стеклами очков и приветливо помахал в ответ.

Миновав полуразрушенный квартал, Волгин свернул за угол и остановился. Он не верил собственным глазам.

Дворец правосудия неузнаваемо изменился. На углах и вдоль ограды урчали, изрыгая черный дым, бронемашины и два танка, рядом со входами были оборудованы огневые точки: полукружиями возвышались мешки с песком, из-за них выглядывали тяжелые пулеметные стволы, торчали солдатские каски. По центру улицы двигалась колонна солдат, усиленные наряды охраны курсировали у подъездов и под окнами.

Волгин почти бегом бросился в советский сектор.

Обстановка в кабинете Мигачева была грозовой.

– Нет, ну ты слышал?! – Мигачев был вне себя от ярости. Клерки зарылись в бумагах и старались носа наружу не показывать. – Триста человек сбежали! Триста!!! Еще и охранники погибли…

Он стал мерить кабинет решительными шагами. Волгин встал перед ним навытяжку и замолчал, что, казалось, еще больше раздражало полковника.

– Теперь мы все тут на осадном положении, – продолжал он. – Видал, как дворец оцепили? И что ты думаешь: американцы нам еще и претензии предъявили! – Мигачев остановился и выжидательно поглядел на подчиненного.

– Интересно, по какому поводу? – не выдержал тот.

Казалось, полковник только и ждал этого вопроса.

– А вот говорят, стоило объявиться в лагере русскому – и тут же массовый побег заключенных. Целая армия на свободе! Как ты это объяснишь, капитан?

– Почему я должен это объяснять?

– А вот объясни как-нибудь, раз ты туда ездил. Сам же напрашивался!

– Меня что, подозревают? – огрызнулся Волгин.

– А кого им подозревать? – вкрадчиво поинтересовался Мигачев. – Ты там был! Ну, еще эта фифа голливудская, но она уже умчалась в свою Америку. А ты вот остался.

– Чем претензии предъявлять, они бы лучше охрану правильно организовали. Напихали часовых безо всякой системы. Количеством взять решили. А там солдаты вермахта, опытные. Их количеством не возьмешь, тут с умом надо было подходить!..

Мигачев уставился на подчиненного, в его взгляде сквозила подозрительность. Он помолчал, затем