Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Вот бы тебя у нас до конца рейса оставили, – продолжал рассуждать Фриц. – Мне помощница нужна. Я поговорю с Матильдой, а та пусть поговорит с капитаном.
– Да, пожалуйста! – взмолилась Элли. – Мне тоже хочется остаться с вами. Но капитан грозился высадить меня и передать полиции.
Фриц вздохнул.
– Если грозился – то так и сделает. Но если кто-то его сможет уговорить, так это наша шеф-кок. Он ее уважает. Ты старайся, работай! И все получится.
И Элли старалась. Подметала пол, мыла посуду, резала морковь и петрушку. Оптимизма прибавлялось с каждой минутой.
Теперь ее грела надежда, что все обойдется, и Ларсен смилостивится и позволит ей остаться на «Горгоне» до конца рейса.
Все-таки ей надо еще раз с ним поговорить! Но как это теперь сделать? Вряд ли капитан решит зайти на камбуз, чтобы сказать «привет» и проверить, как у нее дела.
Элли разговорилась со второй судомойкой, черноглазой смешливой Гильдой.
Пока отмывались кастрюля и соусники, Гильда успела поведать все о скрытой от пассажиров жизни «Горгоны»: кто из команды с кем дружит, с кем враждует, кто из горничных в кого влюблен, и где именно старший бортмеханик прячется во время вахты, чтобы дать храпака подальше от глаз капитана.
– Тебе нравится работать с Ларсеном? Он строгий капитан? – спросила Элли.
– Я с ним нечасто сталкиваюсь, – пожала плечами Гильда. – Наша начальница – Матильда. Его место на мостике, наше – на камбузе. Но капитан молодец. Строгий, но справедливый. Всех членов экипажа знает в лицо, знает, у кого какие проблемы. Он о нас заботится. Да, он отличный парень. И красивый! Да еще и неженатый.
Гильда озорно подмигнула Элли.
– Но горничным и судомойкам, конечно, рассчитывать не на что. А вот пассажирки – те в лепешку расшибаются, чтобы его окрутить. Одной удалось несколько лет назад. Знаешь певичку Като Лефевр?
– Да. Видела ее выступление в мюзик-холле, – у Элли дрогнула рука, и она чуть не разбила фарфоровое блюдце с птичкой. – Она была его возлюбленной?
– Была да сплыла! – Гильда выразительно махнула тряпкой, пустив Элли в лицо россыпь брызг. – Дала ему от ворот поворот прямо накануне отлета. Ларсен зашел к ней в гримерную и застал ее с богатым ухажером. А капитану наутро нужно было отправляться в сложный рейс...
– И что же случилось? – Элли затаила дыхание. Тарелка выскользнула из ее рук и утонула в мутной воде.
– Ничего хорошего. Ларсену поручили возглавить спасательную операцию – вести аэростат в горы и забрать аэронавтов, потерпевших крушение. Но руководство прознало, что он в расстроенных чувствах. Доктор дал ему отвод. Ларсена сняли с операции, хоть он и рвался в небо. Вместо него послали другого… и все кончилось плохо. Тот, второй капитан, был неопытный. Он и потерпевших не спас, и аэростат угробил, и сам погиб. Капитан потом долго молчаливый и злой ходил. Зря компания его заменила. Ларсен никогда не теряет хладнокровия. Даже если он влюблен. Даже если ему разбили сердце. Он бы справился. Долг для него превыше всего.
– Ужас, – пробормотала Элли.
– Но после той истории капитан Ларсен с пассажирками шуры-муры не заводит. Ни-ни! Наверное, он сильно любил ту певичку.
– Если он умеет любить…
– Все люди умеют любить, – удивилась Гильда. – И не только люди! Наш бортмеханик Бумброк утверждает, что моторы его любят. И это верно! Они его слушаются и никогда не барахлят.
– Да. Механизмы тоже умеют любить. Я это точно знаю.
– Ты классная девчонка! – воскликнула Гильда. – Слушай, а научи меня жонглировать? Только не картошкой. Апельсинами! Это как-то благороднее.
– Обязательно научу, – пообещала Элли.
– Девчонки, а ну хорош болтать! Языки оторву! – пригрозила Матильда, и Элли снова впряглась в работу.
К концу дня у нее дрожали ноги и руки, но настроение было веселое.
Интересно, как там тетя Дженни и Крис? Пулкинс и Фанни?
Тетя Дженни не пришла проведать ее, а Крис не явился на камбуз, чтобы извиниться за свой длинный язык. Наверное, они уже про нее забыли. Элли стало досадно.
Ну и ладно. У нее теперь новая компания. И она ничуть не хуже, чем пассажиры первого класса.
У входа в камбуз разгорелась перебранка.
– Кому говорю, бери чан и иди! – грозно орала Матильда.
– Не пойду! – упрямился матрос Луц. – У меня от големов мурашки по коже. Я не подряжался монстрам фураж таскать! Я вообще-то у тебя не на побегушках. Пусть вон Ральф или Фриц идет!
– Они мне на камбузе нужны. Не видишь, сколько у нас работы? А ты без дела по коридору шатаешься. Всем надо питаться – и людям, и големам! На судне Матильды никто не должен остаться голодным.
– Пусть тогда она идет! – Луц заметил Элли и ткнул в нее пальцем.
– Надо отнести в трюм еду? – догадалась Элли. – Для живого груза? Давайте, я сделаю. Мне несложно.
Шеф-кок посмотрела на нее с подозрением.
– А ты ничего эдакого не выкинешь? Ты же арестантка.
– Думаете, отращу крылышки и сбегу с дирижабля?
– Ну да, бежать тебе некуда. Ладно, бери, – Матильда показала на чан, в котором лежали коричневые кубики.
– Тигров уже покормили. Это для големов. Отнеси им. Луц объяснит, что к чему. Силенок-то хватит чан поднять?
Элли осторожно подняла чан. Тяжелый, неудобный, но нести можно.
– Я помогу, – хмуро сказал Луц и забрал у нее из рук чан.
– Одна нога тут, другая там. По коридорам не шляйся без дела! И капитану на глаза лучше не попадайся.
– Слушаюсь, – пробормотала Элли.
Луц шагал по коридорам с угрюмой сосредоточенностью. У входа в трюм он передал ей чан, содержимое которого пахло водорослями, и сказал:
– Дальше ты сама. У големов на пузе есть дверца. Нажмешь на край, она откроется. Пихнешь внутрь два кубика. Ртов-то у големов нет, видимость одна.
– Я знаю, как это делается.
Элли осторожно спустилась по узкой лесенке.
Красноватые спирали ламп не могли разогнать темноту, и она пряталась по углам. Отсеки казались мрачными пещерами. Элли поежилась, но мужественно продолжила путь.
Далеко гудели двигатели. Равномерно ухали поршни в моторах. Шаги Элли были почти не слышны на каучуковых дорожках.
Но тут донесся новый звук. Элли вздрогнула от неожиданности. Ей показалось, что кто-то громко и зловеще клацнул зубами.
Может, тигр вырвался на свободу? Элли не боялась диких зверей, но не стоит проверять, придется ли по вкусу тигру одна артифиса, или же он сломает зуб о ее шестеренки.
Из теней за поворотом выступила высокая тощая фигура в черном одеянии. В тусклом свете ламп лицо доктора Гризвольда казалось мертвенно-бледным.