У стола в наручниках сидел мужчина в плаще и шляпе. Под глазом его красовался свежий синяк.

– Товарищ майор, я же ничего не сделал, – жалобно ныл мужик, обращаясь не в первый уже раз к Липягину. – Я ж думал, она это… Как это сказать, чтоб культурно… Ну… Низкой социальной ответственности…

– Слышишь, ты мне своими думалками мозги-то не компостируй, – зло отозвался майор. – Ты девушку преследовал. В электричке, потом на станции, затем в лесополосе. Там же на нее напал.

Мужчина в плаще непроизвольно коснулся подбитого глаза.

– Это еще кто на кого напал, – пожалился он.

Горюнов не сдержался, отвернулся, пряча улыбку.

– Все ясно, – подытожил Ковалев и повернулся к дежурившим у дверей милиционерам. – Отведите его в кабинет, пусть даст письменные показания.

Мужчину подняли со стула, повели к выходу. Потерявший к нему интерес Ковалев поглядел на Овсянникову.

– Так, Ира, еще раз, без протокола: как дело было? – спросил он, когда за задержанным захлопнулась дверь.

– Я его заметила, – быстро и четко принялась докладывать Овсянникова. – Он под портрет и свидетельские описания подходил. Он меня тоже заметил. Пошел за мной.

Ирина покосилась на нервно постукивающего карандашом по столу Витвицкого.

– Я вышла, он вышел. Я пошла в сторону поселка через лесополосу, он за мной. Выждал, пока я подальше за деревья зайду, и сзади… – Ирина осеклась, снова поглядев на капитана, закончила поспешно: – Схватил, в общем. Ну а дальше я действовала как на тренировке: захват, бросок, болевой, наручники.

– Молодец, – похвалил Ковалев. – Хорошо сработала. Только это не он.

– Ну да, – согласился Липягин. – Не похож он на убийцу.

– Дело не в похожести, – включился в разговор Витвицкий, в голосе его все еще чувствовалось напряжение. – Наш потрошитель тоже на убийцу не похож. Только у этого алиби. В то время, когда он шел за Ириной… За старшим лейтенантом Овсянниковой, наш убийца был в Новочеркасске.

Липягин хмыкнул и почесал в затылке:

– Веселая ночка. Так, а с этим что?

– А то ты сам не знаешь? – усмехнулся Ковалев. – Нападение, попытка изнасилования. Номера статей подсказать или вспомнишь?

Витвицкий косо поглядел на Ковалева:

– Александр Семенович, а вам не кажется, что это несправедливо? Он же на самом деле ничего не сделал.

– Это он Ирке ничего не сделал, – усмехнулся Липягин. – А будь на ее месте на самом деле женщина с низкой социальной ответственностью, еще не известно, чем бы дело кончилось.

– Вот-вот, – кивнул Ковалев. – А блядь вокзальная, даже если она напрашивается, такой же советский гражданин, как и все прочие. И закон ее от посягательств охранять должен точно так же, как любого другого гражданина. И хватит об этом. Работаем.

* * *

Командир народной дружины Владимир Степанович с сожалением смотрел на лежащее на столе удостоверение дружинника. Наконец перевел взгляд с удостоверения на стоящего перед ним Чикатило.

– Чем же вызвано ваше решение?

– Не могу сейчас больше… работать, – виновато опустил взгляд Чикатило.

– Уверены, Андрей Романович?

– Уверен. Надо взять передышку. Опасно это становится…

Владимир Степанович поглядел на Чикатило с удивлением. Боязливости за дружинником он никогда прежде не замечал.

– В смысле для здоровья, – поспешно пояснил Чикатило. – Я ведь уже не мальчик по паркам бегать.

– Ну смотрите, – вздохнул командир. – Но вообще жаль. Вы человек пунктуальный, ответственный, исполнительный. Таких нам не хватает.

– Я понимаю, – замялся Чикатило, затем подался вперед, понизил голос и заговорил доверительным тоном: – У меня жена, Фенечка, говорит, мол, хватит бродить неизвестно где, пора уже семье время уделить.

Он снова отстранился и добавил:

– И не первый раз уже говорит. Иногда до скандала доходит.

Во взгляде Владимира Степановича появилось искреннее мужское понимание.

– Сочувствую. Это наша общая беда, Андрей Романович. Моя со мной из-за работы чуть не развелась. Дважды. Говорю ей: «Ты о детях-то подумай». А она: «А ты сам о них думаешь? Вот убьют тебя на твоей работе, кто их растить будет?»

Чикатило грустно улыбнулся. Командир народной дружины еще раз вздохнул, решительно хлопнул ладонями по столу и поднялся.

– Ладно, Андрей Романович, спасибо за сотрудничество. Надумаешь вернуться, всегда рады.

Он протянул Чикатило руку, и тот ответил на рукопожатие.

* * *

На столе исходила паром тарелка с ужином, в телевизоре хорошо поставленным голосом освещал последние новости Игорь Кириллов. Витвицкий не обращал внимания ни на еду, ни на программу «Время», задумчиво ковырял вилкой в тарелке, мысленно блуждая где-то внутри себя.

– Ты чего сегодня такой? – не выдержала Ирина.

Виталий поднял на нее взгляд, отвлекаясь от мыслей, поколебался, но все же решился высказаться.

– Я сегодня крепко за тебя испугался, – прямо заявил он.

– И напрасно, – улыбнулась Овсянникова. – Как видишь, я справилась.

– В этот раз справилась. А в другой? – В голосе Витвицкого послышалось раздражение. Он и сам заметил это, мягко взял любимую за руку. – Ира, послушай меня, я ничего не имею против твоей работы, не призываю тебя ее бросить, но ведь необязательно же нарываться?

Она посмотрела на Витвицкого, готовая что-то ответить, но не успела – Виталий продолжил так же мягко и вкрадчиво:

– А если в другой раз ты попадешь на настоящего маньяка? А если ты окажешься к этому не готова? А если он окажется сильнее? Пойми, я не стремлюсь тебя ограничивать. Просто я не хочу… Не могу тебя потерять.

Он держал ее за руку и смотрел ей в глаза с таким выражением, что Ирина невольно отвела взгляд и замялась с ответом. Виталий ждал.

– Ну хорошо. Больше никаких электричек по ночам, – сдалась она наконец.

– Обещаешь?

– Обещаю, – искренне сказала она, и Виталий, счастливо улыбаясь, отпустил ее руку.

* * *

Витвицкий положил в портфель документы, щелкнул замком. Он уже готов был отправляться на службу, когда в комнату зашла Овсянникова в форменной юбке и рубашке, но без кителя и с распущенными волосами.

– Ира, – возмутился капитан, – мы уже опаздываем, а ты не собрана.

– Поезжай один, – отозвалась она. – Я буду позже. Мне надо к врачу. У Липягина до обеда отпросилась.

– Что-то случилось? – насторожился Витвицкий.

На лице его отразилось такое трогательное переживание, что Ирина не удержалась от улыбки.