догадки, а также чисто практические вопросы адресовались мне. Сначала я удивился и пришел в замешательство; затем, когда он час за часом лежал в доме, не двигаясь, не дыша и не говоря, во мне стало расти чувство ответственности. Ни одна живая душа не проявила ни малейшего интереса в смысле личного внимания, на которое, мне кажется, каждый имеет право по окончании своего земного пути.

Я позвонил Дейзи через полчаса после того, как мы нашли тело, позвонил не раздумывая и без всяких колебаний. Однако они с Томом уехали сразу после полудня, взяв с собой багаж.

– Адреса не оставили?

– Нет.

– Не сказали, когда вернутся?

– Нет.

– А вы не знаете, куда они могли поехать? Как мне с ними связаться?

– Не знаю. Не могу сказать.

Мне хотелось найти хоть кого-нибудь, хотелось пойти в комнату, где он лежал, и пообещать ему: «Я обязательно кого-нибудь разыщу, Гэтсби. Не беспокойтесь. Верьте мне – разыщу обязательно».

Мейера Вольфсхайма в телефонном справочнике не оказалось. Дворецкий дал мне адрес его конторы на Бродвее, и я позвонил в справочное бюро. Однако когда мне все-таки удалось получить его номер, рабочий день уже закончился, и к телефону никто не подходил.

– Пожалуйста, попробуйте еще раз, – попросил я телефонистку.

– Я уже звонила три раза.

– Это очень важно.

– Извините. Боюсь, там никого нет.

Я вернулся в гостиную, и в какой-то момент мне показалось, что ее заполнили случайные гости; чуть позже до меня дошло, что это представители власти. Однако когда они откинули простыню и посмотрели на Гэтсби неподвижными глазами, внутри меня словно зазвучал его встревоженный голос: «Послушайте, старина, вы должны кого-то разыскать. Вы уж постарайтесь. Так тяжело переносить все это одному».

Кто-то начал задавать мне вопросы, но я выскочил из гостиной и, взбежав наверх, стал торопливо рыться в незапертых ящиках стола – он ведь никогда определенно не утверждал, что его родители умерли. Но я не нашел там ничего стоящего – лишь Дэн Коуди, свидетель его минувшей бурной юности, взирал на меня с фотографии на стене.

На следующее утро я отправил дворецкого в Нью-Йорк к Вольфсхайму с письмом, в котором справлялся о родственниках Гэтсби и просил его приехать первым же поездом. Вторая просьба казалась мне излишней. Я был уверен, что он примчится, как только откроет газеты; я также не сомневался, что самое позднее в полдень придет телеграмма от Дейзи. Однако я напрасно надеялся – ни телеграммы, ни Вольфсхайма, лишь очередное нашествие полицейских, фотографов и репортеров. Когда вернулся дворецкий с ответом Вольфсхайма, меня охватило презрение пополам с отвращением, а также солидарность с Гэтсби в его неприятии всех и вся.

Уважаемый мистер Каррауэй!

Полученное от вас известие явилось для меня одним из самых тяжелых потрясений, которые мне довелось испытать, и я до сих пор не могу поверить, что это правда. Подобное безумное деяние этого человека должно заставить всех нас задуматься. В настоящий момент я не могу приехать, поскольку занят чрезвычайно важным делом и не могу ввязываться в этот процесс. Если впредь я смогу чем-то помочь, известите меня письмом через Эдгара. Я места себе не нахожу, узнав об этой трагедии, и совершенно потрясен и подавлен.

Искренне ваш

Мейер Вольфсхайм.

Чуть ниже – торопливая приписка без знаков препинания:

Дайте знать о похоронах и т. д. совсем не знаю его родственников.

Когда днем зазвонил телефон и междугородная сообщила, что на проводе Чикаго, я подумал, что это наконец Дейзи. Но после соединения в трубке раздался мужской голос, очень тихий и далекий.

– Это Слэгл говорит…

– Да-да? – Имя было мне незнакомо.

– Ничего себе дельце, а? Телеграмму получили?

– Не было никаких телеграмм.

– У младшего Парка большие неприятности, – затараторил голос. – Его взяли, когда он протягивал облигации через конторку. Они получили циркулярку из Нью-Йорка со всеми номерами буквально за пять минут до этого. В этих городишках никогда не знаешь…

– Алло! – оборвал его я, задыхаясь от волнения. – Послушайте, это не мистер Гэтсби. Мистер Гэтсби скончался.

Ответом мне стало долгое молчание на другом конце провода, затем послышалось неясное восклицание… щелчок – и связь прервалась.

По-моему, где-то на третий день из городка в штате Миннесота пришла телеграмма за подписью Генри К. Гетца. В ней лишь сообщалось, что отправитель выезжает немедленно и просит отсрочить похороны до его приезда.

Это был отец Гэтсби, убитый горем старик, беспомощный и растерянный, закутанный в длинное дешевое пальто, несмотря на теплый сентябрьский день. От волнения у него непрерывно слезились глаза, и, когда я принял у него саквояж и зонт, он принялся дергать свою редкую седую бороду, поэтому мне с трудом удалось снять с него пальто. Он находился на грани обморока, так что я провел его в музыкальную гостиную и заставил сесть, тем временем распорядившись принести что-нибудь поесть. Однако есть он не мог, взял было стакан молока, но расплескал его – так у него тряслись руки.

– Я прочел чикагскую газету, – произнес он. – В чикагской газете все написали. Я сразу выехал.

Его невидящие глаза непрестанно скользили по комнате.

– Это был сумасшедший, – сказал он. – Наверняка сумасшедший.

– Может, чашечку кофе? – продолжал уговаривать я.

– Нет, ничего не надо. Мне уже полегчало, мистер…

– Каррауэй.

– Да, мне уже лучше. А где Джейми?

Я проводил его в гостиную, где лежало тело его сына, и вышел. Несколько мальчишек стояли на крыльце и заглядывали в холл; когда я им сказал, кто приехал, они неохотно разошлись.

Через некоторое время мистер Гетц открыл дверь и вышел; рот у него был открыт, лицо немного покраснело, а из глаз текли редкие крупные слезы. Он находился в том возрасте, когда смерть уже не кажется какой-то жуткой неожиданностью, и когда он впервые за все время оглянулся по сторонам и увидел великолепие холла и роскошь открывавшейся перед ним анфилады комнат, к его печали прибавилось чувство благоговейной гордости. Я помог ему подняться наверх, в одну из спален; пока он снимал пиджак и жилет, я сказал ему, что все приготовления к похоронам были отложены до его приезда.

– Я не знал, что бы вы захотели, мистер Гэтсби…

– Моя фамилия Гетц.

– Мистер Гетц. Я предполагал, что вы, возможно, захотите увезти тело на Запад.

Он покачал головой.

– Джейми всегда больше нравилось на Востоке. Именно здесь он достиг своего положения. А вы были другом моего мальчика, мистер?..

– Мы были близкими друзьями.

– Перед ним, знаете ли, открывалось большое будущее. Он хоть и молодой, но ума ему было не занимать.

Он со значением постучал себя по лбу, и я кивнул.

– Поживи он еще,