Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Снова слышен свисток.
Минуя очередной перекрёсток, я краем глаза замечаю двух всадников в полицейских мундирах. Они приближаются по поперечной улице, несутся во весь опор и вот-вот окажутся на пути моего преследователя. Будь моя воля, я приказал бы им развернуться - с колдуном они всё равно не справятся, а смертей на сегодня уже достаточно...
Но они меня, конечно же, не послушают.
Отвернувшись, я продолжаю гонку.
Впереди - гранитная набережная, мой долгожданный финиш.
Натягиваю вожжи, выбираюсь кое-как из двуколки, оглядываюсь - кареты пока не видно, но это наверняка лишь отсрочка.
Пошатываясь, бреду к балюстраде; промокшая до нитки одежда отвратительно липнет к телу. Пелена дождя колышется над рекой, за ней почти не просматриваются огни противоположного берега, и вообще мне начинает казаться, что в мире ничего не осталось кроме воды, которая самозабвенно и жадно, не пропуская ни единого закутка, заполняет собой пространство...
Пальцы слушаются с трудом, но я выцарапываю из кармана стынь-каплю.
Ну же, речные девы.
Выйдите, покажитесь, откликнитесь на зов человека...
Секунды уходят. Река молчит.
Мне хочется завыть от отчаяния.
Что с вами не так, русалки?
Неужели вам нравится издеваться над стариком? Так и будете, хихикая, прятаться, пока я тут не свалюсь в горячке? Я, по-моему, и так уже унижен достаточно - вся система моих научных воззрений рушится как карточный домик; если бы несколько дней назад кто-нибудь заявил, что мне придётся удирать на двуколке от фольклорного персонажа, то я бы долго и со вкусом смеялся...
- Что вы тут забыли, магистр? Приехали утопиться?
Я оборачиваюсь - колдун стоит за спиной, шагах в десяти. Его распахнутый плащ, пропитавшись дождём, обвис как на пугале; белая секира опущена, кровь с неё уже смыло. Кареты поблизости нет, но вместо неё я вижу пегого жеребца - кажется, одного из тех, на которых скакали конные полицейские.
- Не подходите, - говорю я, - иначе вам будет хуже.
- Серьёзно? И что вы сделаете?
- Позову русалок...
Даже мне самому слышны сомнения в моём голосе, колдун же пренебрежительно усмехается:
- Русалки - тупая речная слизь. С чего вы взяли, что они вас услышат?
Я поднимаю руку, в которой зажат подарок Елизаветы. Человек-осколок, вглядевшись, хмурится:
- Откуда это у вас?
- Неважно. Достал по случаю.
- Магистр, прекращайте маяться дурью. Один кусок вашей памяти, заинтересовавший меня, я уже прочёл. Могу прочесть и другой - касательно этой штуки. Неохота тратить на это силы, но раз вы такой упрямый...
Он делает шаг вперёд, и меня наполняет ужас. Неужели сейчас повторится та ледяная жуть, которую я пережил в саду? Смёрзнутся мысли, окаменеет тело? Лучше уж сразу сдохнуть...
Страх этот столь силён, что обретает материальность, - дождевая пелена, как мне чудится, вздрагивает вместе со мной, а стынь-капля вдруг начинает слабо фосфоресцировать. Поразившись этому факту, я даже не сразу обращаю внимание, что человек-осколок смотрит куда-то мимо меня.
Оборачиваюсь.
По пологу ливня, висящему над рекой, проходит длинная судорога - она порождает три смерча-веретена, которые смещаются к набережной, проплывают над балюстрадой и, крутанувшись в последний раз, оборачиваются женскими силуэтами.
Силуэты эти прозрачны, если не сказать - призрачны; их омывают струи дождя, подпитанные жёлтым фонарным светом. Но, странным образом, каждая из фигур имеет индивидуальность - и, что не менее удивительно, они способны к звуковой речи.
- Отойди от него, Каменноголовый.
Фраза адресована, очевидно, моему неприятелю. Он смотрит на них с нескрываемым отвращением, потом произносит:
- Пришли втроём? Думаете, этого хватит?
- Думаем, да. Сейчас для тебя - не лучшее время. Много воды.
- Посмотрим.
Человеческое лицо колдуна снова становится мраморно-острой маской. Он взмахивает секирой - и те дождевые капли, что соприкоснулись с лезвием, замерзают в доли секунды, осыпаясь льдистой крупой.
Двигаясь с немыслимой скоростью, он бросается на русалку, стоящую чуть впереди других. Та вскидывает руки и выдирает прямо из ливня две серебряные нити-струи, которые, вмиг сплетаясь и разветвляясь, превращаются в сеть на пути врага.
Сплетение это, попав под удар секиры, леденеет и крошится. Русалка плетёт замену; её товарки, взяв колдуна в кольцо, тоже вооружаются струями. Он вертится как юла, замораживая и разрубая тенёта, но дождь восстанавливает их снова и снова.
Кольцо сжимается.
Человек-осколок теряет мощь, движется уже не так резко, однако, на его счастье, и ливень заметно ослабевает. В какой-то момент русалки делают паузу. Колдун, раскрошив последний фрагмент сети, устало опускает секиру, обводит взглядом противниц, потом поворачивается ко мне; я не могу разобраться в его эмоциях, чувствую лишь давящую тяжесть, которая, впрочем, уже не идёт в сравнение с прежней ледяной неподвижностью.
Но у него, как выясняется, есть ещё трюк в запасе.
Отвернувшись от меня и опёршись на секиру, колдун опускается на одно колено, прикладывает ладонь к мостовой...
И пропадает из поля зрения.
Мне хочется протереть глаза.
Исчезновение не сопровождалось эффектами - не было ни вихрей, ни вспышек, ни громыхания. Просто противника вдруг не стало.
Почему-то именно этот факт меня добивает.
Я сползаю на тротуар, прислонившись спиной к ограде.
Русалки смотрят на меня и молчат. Я разлепляю губы:
- Куда он делся?
- Здесь под ногами - камень. Это его стихия.
- То есть мы... Вы его не остановили?
- Он истощён. Вернётся не сразу.
- Когда?
- Зимой. После того как вода застынет.
- Надо рассказать всем... Предупредить...
- Предупреждай. Они уже едут.
Речная дева отворачивается, потеряв ко мне интерес, и силуэт её растворяется в редеющей дождевой пелене. Вторая русалка уходит следом за ней, третья же, задержавшись, указывает на стынь-каплю в моей руке:
- Это лучше вернуть владелице.
- Вы правы... - я засовываю пластину в карман. - Но Елизавета не сможет пользоваться... Её не пускают к омуту...
- Омут ей уже ни к чему.
Моя собеседница исчезает, а я запоздало соображаю, о чём ещё следовало спросить. Какую подсказку дать моей ученице, чтобы та овладела чарами? Что за сцену из прошлого я видел через гадальную карту? Откуда вообще берутся люди-осколки и чего они добиваются? При чём тут дельцы из треста? И целый ворох других вопросов...