Нет, это явно были не те, кто убил моего связного. Всего лишь местная шваль.

- Да, - сказал я, вставая, - греюсь.

- А чё костерок такой хиловатый?

Главарь приблизился, за ним в закуток втянулись и остальные:

- Ты, это, дядя, не стой столбом.

- Хорошо, - согласился я. - Что вам от меня надо?

- Пальтишко сымай, дундук! Совсем тупорогий? Из-за пролива, что ли, приехал?

- Да, оттуда. Вас четверо? Других нет?

- А тебе чё, мало?

Трое заржали в голос. Лишь последний, что-то сообразив, попятился.

Я не сразу определился, как с ними поступить. Возиться с новыми трупами не было никакого желания.

Выход подсказал сам главарь. Он достал корявую папиросу с отвал-травой, затянулся с видимым наслаждением и лениво мотнул башкой в мою сторону. Двое подручных, стоявших по бокам от него, синхронно сделали шаг вперёд.

На этом их успехи закончились.

Папироса в руке у главаря полыхнула как факел, вся целиком. За миг до этого я зажмурился, но даже сквозь веки ощутил багровую вспышку.

Потом я снова открыл глаза. Папироса исчезла - сгорела почти мгновенно, не успев даже толком опалить пальцы говорливому предводителю. А если и опалила, то боль пока не дошла до его сознания - грабители застыли в прострации. В течение ближайших минут они ничего не будут соображать, а когда очнутся, уже не вспомнят, что видели.

Если бы они курили простой табак, фокус бы не удался. Я не умею контролировать чужой разум, моя стихия - огонь. Но эти придурки предпочитают отвал-траву, а значит, сами себя дурманят, желая выскочить из реальности. Я лишь подсунул им ориентир, яркий маяк-обманку.

Любое колдовство, если вдуматься, - овеществлённая ложь, мошенническая перелицовка яви.

Перед тем как выйти из закоулка, я ещё раз оглядел шайку. У парня, который держался сзади, за спинами у подельников, физиономия была чуть менее глупой. Не зря ведь именно он пытался смыться, пока не поздно. Такой шустрик, пожалуй, мог пригодиться.

Я взял его за плечо и потащил за собой. Поначалу он шёл послушно, как сонный жеребёнок на привязи, и лишь изредка спотыкался. Через какое-то время я, однако, заметил, что он трясёт головой, пытаясь прийти в себя.

Притормозив, я отвесил шустрику смачную оплеуху:

- Посмотри на меня.

- Пусти!

Я ударил его под дых, толкнул к ближайшей стене:

- Тебе сейчас снился красный огонь?

- Да, откуда ты...

- Я зажёг его. Посмотри на меня и вспомни, я разрешаю.

Несколько секунд он вглядывался, потом вдруг вздрогнул всем телом и попытался рвануться в сторону. Я удержал его:

- Вижу, припоминаешь. Ты с дружками пытался меня ограбить - теперь будешь отрабатывать.

- Я не хотел, господин колдун! Я вообще не с ихней компании!

- Мне начхать.

Я вытащил нож. Мой пленник обмер и съёжился. Я поднёс к его лицу лезвие, блестевшее в лунном свете, сделал паузу - и резким движением отсёк прядь немытых волос. Он ойкнул растерянно, к страху в его глазах примешалось недоумение. Волосы я спрятал в конверт и предупредил:

- Буду их держать при себе. Если что - спалю, и ты тоже сдохнешь.

Это, разумеется, чушь, народный фольклор, но горе-налётчик поверил сразу - всхлипнул, истово закивал. Я уточнил:

- Ты никому обо мне не скажешь. Это понятно?

- Да, господин колдун...

- Имя твоё мне побоку, так что будешь отзываться на "шустрика". Мои команды выполняешь беспрекословно. На вопросы отвечаешь чётко и ясно. Порт знаешь хорошо?

- Да! Мы тут с пацанами с детства...

- Тогда слушай первый приказ.

ГЛАВА 2

Он ожидал, похоже, чего-то запредельно кошмарного, но я разочаровал:

- Завтра в девять утра подойдёшь к погрузочному крану. К самому большому.

- З-зачем?

- Я разрешал задавать вопросы?

- Простите...

- Повторяю - в девять, ни минутой позже. Теперь гуляй.

Он отошёл, ежесекундно оглядываясь, и шмыгнул за ближайший угол. Я же направился обратно в трактир, мысленно формулируя план на завтрашний день. Идею насчёт того, что ближайшие адреса со сгоревшей карты можно проверить прямо сейчас, я забраковал - ночью в чужом порту сориентироваться непросто, и существует риск упустить какую-нибудь деталь.

Добравшись до "Усатого сома", ещё раз плотно перекусил - требовалось восстановить силы после применения чар. Заведение работало допоздна, народ продолжал веселье. Пьяный гомон сплетался с табачной вонью.

Я поднялся в комнату и убедился, что саквояж пребывает в целости и сохранности. Впрочем, в нём не было ничего по-настоящему ценного. Свой главный инструмент - заговорённые спички - я постоянно ношу в нагрудном кармане.

Работа с огнём имеет свою специфику - в моём арсенале, к примеру, отсутствует револьвер, поскольку чары могут некстати воспламенить порох. Впрочем, на свете вряд ли существуют профессии без досадных ограничений.

Улёгшись на кровать, я закрыл глаза. Подумал, что предстоящая ночь - редкая возможность расслабиться. Затишье перед бурей, краткая передышка.

Я спал без снов.

Утро выдалось пасмурным, солнца не было видно. Тухлые тучи, пригнанные ветром с востока, коптились над портовыми трубами. По небу метались чайки, и под их базарные крики я вновь покинул трактир.

Никто из встречных не обращал на меня внимания. Без всякого колдовства я растворялся в этой толпе. На вид - не слишком удачливый коммерсант чуть за сорок. Средний рост, светло-русые короткие волосы, некрупный нос, серые глаза - типичный северянин во всей своей неказистости.

Да и сам порт с утра поскучнел - разгульно-опасный мрак сменился хлопотливо-угрюмой серостью. Даже кран, к которому я приблизился, при свете дня уже не казался сказочным существом. Всего лишь мёртвая железяка, решётчатая четырёхгранная пирамида, установленная наклонно на поворотном круге. В её основании крепилась ёмкость с балластом, пыхтел паровой котёл.

Размер пирамиды, впрочем, действительно поражал. Если бы люди решили построить дом такой высоты, то он имел бы этажей десять. С вершины крана свисали тросы, на которых болтались крючья и захваты для грузов. Конструкция не стояла без дела - на берег перегружали толстую связку длиннейших брёвен, рабочие суетились вокруг с деловитыми матюгами.

Давешний шустрик топтался неподалёку. Я бросил ему:

- За мной.

Мой свежеиспечённый подручный не решился переспросить, лишь тяжело вздохнул. Он был ещё совсем молод, лет восемнадцать, а то и меньше. Одежонка его заметно поистрепалась, но на бродягу он всё же не походил.