Вива, бледная и нервная, пришла позже всех.

Она, Тори, Роза, Фрэнк, Джейн Ормсби Бут и Марион, еще одна их новая подруга, тесно набились в каюту Найджела.

– Ах, восхитительно, божественно! – Тори закрыла глаза и взяла со столика узкий бокал для шампанского. – Какая прекрасная идея! – Она всячески пыталась продемонстрировать Фрэнку свой восторг, несмотря на их огорчительный разговор накануне вечером.

– Не торопись, дитя мое. – Найджел поставил бутылку и взял в руки книгу. – Сначала я прочту вам короткое стихотворение. Ой, тише! Несносные обыватели! Филистеры! – Он утихомирил их стоны и обвинения, что он заманил их сюда обманом. – Это займет всего две минуты, и вы не пожалеете. Стихотворение называется «Итака», но его можно назвать и «Индия».

Усевшись рядом с Вивой, он стал читать:

– Простите, – перебила его Джейн Ормсби Бут, – я не понимаю поэзию. О чем это?

Но Вива и Фрэнк зашипели на нее. Найджел продолжал:

– А вы были в Египте на берегу? – спросила Джейн у Тори. – Там такие товары… Ой! Простите!

– Продолжай, Найджел. – Тори закрыла ладонью рот Джейн. В последовавшей тишине слышался шум моря.

Найджел продолжил. Почему-то он не заикался, когда читал стихи:

Все молчали. Он хлопнул пробкой и налил всем шампанского.

– За восхитительные путешествия! – сказал он. – За все наши Итаки! – и Тори увидела, что на его глазах блеснули слезы.

– Браво, Найджел, – спокойно сказала Вива и взяла его за локоть. – Кто это написал?

– Кавафис. – Он посмотрел на нее. – Я знал, что тебе это понравится.

– Да, мне понравилось, – ответила она, и они посмотрели в глаза друг другу.

– За финикийские города и за Бомбей! – Фрэнк взял Тори за руку, заставив ее нервно захихикать.

– За потрясающие поездки! – сказала Вива.

– И за всех вас, благодаря которым нам было так хорошо! – с таким жаром проговорила Тори, что все засмеялись, кроме Розы, которая о чем-то задумалась.

Часом позже они, надев шляпы, сидели в верхнем салоне, который был переоборудован во временную церковь для последнего молебна на море. «Юнион Джек» был наброшен на временный алтарь, а вдали уже виднелись расплывчатые очертания индийского побережья.

Крупная, обливавшаяся потом дама вонзила пальцы в клавиши фисгармонии, и сотня голосов поплыла к ясному голубому небу. Тори окинула взглядом собравшихся: длинные ряды принаряженных мэмсахиб, полковники, Джиту Сингх, миссионеры, краснолицый мужчина, торговавший джутом, маленькие дети на коленях у матерей, а за дверями салона их айи в ярких разноцветных сари.

Гимн закончился, все опустились на колени. Роза, стоявшая рядом с ней, молилась так усердно, что у нее побелели костяшки пальцев.

Ближе к завершению молебна пришла Вива с мальчишкой, одетым в великоватый костюм. Он был страшно бледен и ошеломлен.

Фрэнк тоже пришел с опозданием. Он стоял по другую сторону прохода, такой красивый в своем кителе, что Тори вонзила ногти в ладонь, чтобы не заплакать.

Прошлым вечером у них был разговор, страшно обидевший ее, хотя Фрэнк никогда и не узнает об этом.

Они прогулялись вокруг палубы, и все было полно романтики – соленые брызги, пароход, словно сказочный замок из стекла на фоне звездного неба. Она подумала: «Если он собирается поцеловать меня, то пусть это произойдет сейчас». Но вместо этого он посмотрел на черную воду и вздохнул с такой тоской, что она спросила, как ей казалось, небрежным тоном: «Фрэнк, что вы сами собираетесь делать после приезда в Индию? Ведь вы, словно сфинкс, молчите об этом».

Он безучастно посмотрел на нее.

– Я? Ну, если я сфинкс, то без секретов. Я знаю, что задержусь на несколько недель в Бомбее, заработаю денег и отправлюсь на север, чтобы заняться там исследованиями.

– Той самой лихорадки с трудным названием?

– Да, гемоглобинурийной лихорадки, – мрачно сказал он. – По-моему, я уже говорил – ужасная болезнь и плохо изученная до сих пор.

При других обстоятельствах она, возможно, и попыталась бы его разговорить. Все мужчины любят рассказывать о себе – прояви интерес к его работе, но он выглядел абсолютно потерянным, много молчал, и Тори, пытаясь оживить беседу, сказала: «Просто не верится, что завтра мы будем в Бомбее – это восхитительно».

– Какая вы милая, – печально сказал он. – Вам так все интересно!

– А вам нет? Да ладно, Фрэнк, не может быть. Ведь это такое замечательное приключение для всех нас.

– Не совсем, – ответил он. Закурил сигарету и, нахмурив брови, выпустил дым.

В следующие пять минут она услышала от него, что она потрясающая, милая девушка и прочее, и прочее, что при нормальных обстоятельствах как раз в такую девушку он бы и влюбился, но что он любит другую.

Тори заставила себя кивнуть и растянула губы в улыбке.

– Я знаю ее?

Он отвернулся.

– Нет. Не думаю, что ее кто-нибудь знает. – Он сказал что-то еще, но его слова унес ветер, и она их не расслышала. Но потом он повернулся к ней и заговорил с неподдельным отчаянием в глазах: – Как я ни старался, может, даже чрезмерно, но она как замороженная, вся закрытая, а я теперь не могу выбросить ее из головы. Ох, Тори, зачем я рассказываю вам все это? Как мило с вашей стороны, что вы меня выслушали.