— О нет. Я уж не сдвинулся. Этому мешает моё презрение к ним…

— Значит, ты силён. Поздравляю. Я сам о них невысокого мнения, но нервы сдают… Но дело не в тебе и не во мне, а в России.

— Конечно.

— Ты знаешь, я не представляю себе этой планеты без России. Мне, во всяком случае, тогда здесь нечего будет делать — и это даже в самом духовном смысле, ибо Россия — не просто страна, но и духовная реальность… Может быть, нам удастся избежать — или вынести — войны. Но такое ощущение тут иногда, что так называемый конец мира — близок. Не за горами, как говорится. Ну может быть, в масштабах истории — не так уж скоро, но космологически и в принципе…

— Ты хочешь сказать, что делать, если России вместе с этим миром не будет? Как тогда жить? — усмехнулся Миша.

— Ну я просто не так выразился. Ты же понимаешь… Ты хотел сказать: мира не будет — невелика беда, но без России…

— Разумеется, понимаю. И я отвечу: Россия внутри нас. Что бы ни было с этим так называемым миром — это ничего не меняет. Душа бессмертна. И сущность России тоже бессмертна и выходит за пределы этого мира. Есть, в конце концов, космологическая Россия. Есть и вечная Россия. Тот, кто этого не понимает, — тот вообще не знает, что такое Россия. Историческая, «земная» Россия — не вся Россия.

— И в чём же тогда эта сущность?

— О, Андрей, это уже другой вопрос. Но это ещё никому до конца не открыто. Это — тайна. Даже Достоевский знал только на десять процентов…

— Ну и ну. Не все русские согласятся с твоей гипотезой, Миша. Ты уж, как всегда, слишком. Русские крайности… Ничего себе…

И Андрей погрузился в молчание. Молчал и Миша. А потом короткий тост, разлив теперь уже вино по бокалам, произнёс Миша:

— За Советский Союз!

Андрей поддержал, и выпили. Миша продолжил:

— За новый Советский Союз, без всего ужасного, что было, но при сохранении всего позитивного, что тоже было… Социализма, например. Плюс нечто новое. На этой базе может создаться новая цивилизация. И всё это вполне совместимо с Русской Идеей, понять которую до конца ещё никому не дано. Самое главное тут баланс между русским патриотизмом и союзом народов. Если русский патриотизм, русская Идея превращаются в русский национализм, это опасно, но, впрочем, это выдумано нашими врагами, чтобы удобнее было душить русское самовыражение. Но и крен в нивелировку, в сторону зажимания всего русского, угнетение русской самобытности — ещё более ужасен. И подобен смерти для России и для Советского Союза тоже, между прочим. Но баланс вполне можно найти — и как всегда путь к истине узок, между Сциллой и Харибдой. Итак, за новый Советский Союз!!

Помолчали. Потом Андрей прервал молчание:

— Миша, ещё один момент. Ты изучаешь… Ты погружён в Восток, как и многие в Союзе, особенно, естественно, в Индию — нашу Праматерь. И, между прочим, ты делаешь это, не покидая православия. Меня всё это тоже интересует. Что бы ты мог здесь сказать?

— Слишком многое. Но, чтоб продолжить нашу линию, скажу: Россию невозможно понять без знания Востока. Хотя Россия, конечно, выходит и за эти пределы. Но то мышление, которое создала Индия и по сравнению с которым все высшие духовные достижения Запада только жалкие антитени, «религия глупцов», должно быть естественной частью духовной культуры России, конечно творчески переработанной. Это было бы, кстати, мощным оружием против идеологического влияния Запада. И главное, этим «оружием» мы смогли бы лучше понять сами себя, больше проникнуть в себя, в свою тайну…

— О да, да, конечно!

— А теперь другая сторона. Спрашивается, как западный человек может называть себя универсальным, если он органически неспособен понять Восток, тем более Индию, то есть большую часть человечества? Чего орать о своём универсализме, если ты не в состоянии понять не пришельцев из космоса, а людей, живущих рядом с тобой, на одной планете, на одном материке фактически…

— А мы это можем, — продолжил Андрей. — Не только потому, что мы и Восток тоже, но и в силу нашего истинного универсализма, всеобщности, о которой говорил Достоевский…

— Фактически Запад — это периферия человечества, тем более в духовном плане, где Индия всегда была истинным центром нашей планеты. Смешно читать западных мыслителей, даже Платона, после индусов. Там есть вещи, которые просто не вмещаются в западный ум, а если бы вместились, то это означало бы его смерть. Правда, смерть довольно жалкого ума. Нет ничего более смехотворного и омерзительного, чем так называемый евроцентризм. Если они легко и массово — уже столетия назад — научились убивать людей, это ещё не значит, что они — центр человечества.

— Миш, я вот что скажу, — Андрей вздохнул. — Хочу возвратиться к тому, за что мы выпили. За Советский Союз. Видит Бог, было много, мягко говоря, тяжёлого. Мы все это знаем, это не секрет, и не будем сейчас бередить раны. Во-первых, потому что это в прошлом. А мы пили не только за настоящий, но и за новый, будущий Советский Союз. Важно, чтобы прошлое не отрезало будущее. Наши враги этого хотят — и потому так визжат о прошлом. Воют, потому что хотят, чтобы у нас не было будущего. Чтобы этим прошлым умертвить нас. Но в прошлом было, мягко говоря, не только плохое, и это важно сохранить. А отбросить действительно неприемлемое. А если заглянуть в совсем далёкое прошлое и взять всё в целом, то само наше бытие, само наше дыхание — от Куликовской битвы до Великой Отечественной — оплачено такой ценой, такими потоками крови — и кого? Наших братьев и сестёр, наших предков, давших нам жизнь… И неужели всё это пойдёт прахом и мы попадём в историческую западню? И предадим тех, кто отдал за нас жизнь с единственной целью: чтоб Россия стояла непоколебимо… Чтоб осуществилось всё…

Миша встал, и они поцеловались.

— Андрей, — сказал Миша, когда они опять расселись, — пойми, ты поцеловал меня как русского… А не просто как человека. И слава богу! Как человек, Андрюха, я сложноват, и в этой роли я не очень люблю себя. Это был поцелуй русских, и это лучше, чем человеческий. Я, Андрюша, в себе человека не очень люблю. Слава богу, мы не только люди, а нечто большее…

— Итак, за новый, уникальный союз великих народов: за Советский Союз! За его будущее! Он ведь