Не надо забывать и о том, что за права экранизации Браун получил шесть миллионов долларов. Когда в июне 2005 года начались съемки, он выступил в роли исполнительного продюсера фильма и провел некоторое время на съемочной площадке. Позднее он признался, что этот переход дался ему нелегко.

«Работа над книгой предполагает уединение, тогда как процесс кинотворчества — настоящее столпотворение, — заметил он. — Любое решение — это своеобразный компромисс. Если вы пишете и вам не нравится, как герой выглядит или говорит, вы поступаете с ним по собственному усмотрению. Но в кино, если вам что-то не нравится, переделки крайне затруднительны. На съемках все видят одного и того же Гарри Поттера, одного и того же Роберта Лэнгдона. Все переживают одни и те же события, которые могут развиваться совсем не так, как вы себе представляли».

Порой события граничили с сюрреализмом.

Было снято несколько эпизодов в ночном Лувре. После съемок Браун бродил по залам музея и неожиданно оказался перед портретом Моны Лизы, который он называл «улыбающимся лицом, давшим начало всей истории».

«Как будто этого было недостаточно, когда я выглянул в Большую галерею, то увидел пробегавшего мимо монаха-альбиноса, — с улыбкой вспоминал он. — Представляете мои чувства!»

Позднее, после съемок в Эдинбурге, Браун вместе с Томом Хэнксом и Роном Ховардом готовился в номере отеля к вечеринке, на которую мужчины должны были прийти в шотландских национальных юбках-килтах. Браун никогда до этого не надевал килт, и Том помог ему. Тогда Рон Ховард спросил: «Дэн, мог ли ты, когда начинал писать „Код да Винчи“, предположить, что окажешься в Шотландии и Том Хэнкс поможет тебе надеть килт?»

Браун подхватил шутку: «Я с глуповатой улыбкой признался, что мечтал об этом всю жизнь и единственным способом осуществить мечту было создание „Кода да Винчи“».

Несмотря на шутливый тон, который Ховард иногда себе позволял, приступая к съемкам, он испытывал определенные сомнения.

«Я был слегка обескуражен, — признался он. — Как только начались съемки, я понял, что от моего фильма будут ожидать слишком многого. Люди станут гадать, каким он получится. Я решил — по мере сил и возможностей — сделать максимально точную экранизацию того, что, на мой взгляд, является хорошим детективом с открытым финалом. По-моему, это мне удалось».

Поскольку картину ждали — чему в немалой степени сопутствовал всплеск интереса после громкого судебного процесса, — уже в первую неделю показа в США она собрала 77 миллионов долларов, а затем в ходе проката по стране еще 217 миллионов. Кроме того, музыка к фильму, написанная Гансом Циммером, удостоилась номинации «Золотой глобус».

Впрочем, кинокритиками фильм был принят довольно прохладно. «Католической церкви не стоит опасаться этой картины, — написал Энтони Лейн из „Нью-Йоркера“. — Это не просто чушь. Это откровенно унылая чушь, которая не способна поколебать веру ни единого верующего».

Не отставал от него и Джон Моргенстерн из «Уолл-стрит джорнал»: «Даже в качестве наглядного пособия „Код да Винчи“ является полнейшим провалом. Ночной Париж ни в одном фильме еще не выглядел столь уныло».

Похоже, Брауна эти критические отзывы не волновали. Благополучно вернувшись в Нью-Гемпшир, он смог наконец на время удалиться от дел и обрести желанный покой. После треволнений, связанных с судебным процессом и премьерой фильма, ему и Блайт хотелось одного: хотя бы ненадолго укрыться от мира. Особенно теперь, когда он помимо воли сделался публичной фигурой. Неожиданно свалившаяся слава глубоко противоречила его склонности к уединенной жизни, так как, лишь надежно отгородившись от мира, он мог сражаться с демонами своего воображения и работать бок о бок с женой над созданием новых книг.

Для многих самая интересная сторона судебного процесса заключалась в возможности хотя бы одним глазком заглянуть в частную жизнь Дэна и Блайт Браун. Его показания в суде в чем-то были сопоставимы с написанием автобиографии: в них подробно излагались секреты писательской «кухни» и бытовые привычки.

Со стороны могло показаться, что писатель с женой живут на уединенном островке, созданном ими самими; что они путешествуют и работают, дополняя друг друга: Блайт — мечтательная помощница и неутомимый исследователь, Дэн — умелый романист. Чтобы держать читателя в напряжении, он разрабатывает хитроумные сюжеты, в которые затем ловко вставляет подобранный женой фактический материал.

На суде супругов представили как союзников, выступающих единым фронтом не только против конкретных обвинителей, но и против всего мира, который вследствие их громкого успеха стал предъявлять к ним гораздо более высокие требования.

После процесса потребность в уединении стала еще острее. Это было нужно для того, чтобы привести мысли и чувства в порядок, ощутить себя в безопасности и — самое главное — чтобы Дэн мог и дальше заниматься тем, что он делал лучше всего: сочинять бестселлеры, в которых «начинял вымысел фактами, искушая читателя подвергнуть веру сомнениям и облекая это в увлекательную форму. Кто-то привел такое сравнение: это все равно, что придавать овощам вкус мороженого».

Дэн и Блайт любили совершать путешествия на острова, отдавая предпочтение Таити, Ангилью и Бали. Вскоре они провозгласили себя королем и королевой некоего острова в их любимом Нью-Гемпшире, острова, который никто — будь то друг или враг — не смог бы отыскать на карте.

Как часто бывает, все начиналось в виде шутки… а может, и нет. В конце концов, в их жизнь, радикально меняя ее, постоянно вторгался человек по имени Роберт Лэнгдон. Он был столь же реален, как и воображаемые товарищи по детским забавам, с которыми маленький Дэн играл в детстве. Поэтому когда Браун в нескольких интервью журналистам обмолвился, что они с Блайт живут в местечке, которое называют «остров Лэнгдония», стало понятно, что если писатель и шутит, то в этой шутке есть доля правды. Более того, супруги назвали один из своих финансовых счетов «Траст поместья „Остров Лэнгдония“». Как только закончился суд и отзвучали фанфары кинодебюта, они с Блайт удалились в Нью-Гемпшир, в городок Рай.

Увы, желанного уединения супруги здесь так и не получили. Осенью 2004 года они купили в этом городке акр земли и дом в английском стиле с тремя спальнями. Покупка обошлась в 1,6 миллиона долларов. Внешне дом выглядел довольно скромно, хотя к тому времени они могли позволить себе более внушительное жилище где-нибудь на утесе над океаном. Довольные покупкой, Дэн и Блайт вселились в дом и вступили в местный клуб «Абенаки», расположенный в полумиле от них, так что Дэн получил возможность играть в гольф. Увы, хотя участок, окружающий дом, был спланирован таким образом, чтобы обеспечить хозяевам максимум уединения, после потрясений судебного процесса новое жилище показалось Дэну и Блайт уже не таким спокойным и уединенным, как раньше.

«Этот суд здорово его подкосил, — вспоминал Джим Беррингтон, адвокат из Огайо, который познакомился с Брауном, когда тот работал над „Цифровой крепостью“. — Дэн начал замыкаться в себе».