Черный Скальд размышлял всего несколько мгновений.

– Я сказал – нет! Только после того, как мы проверим. Олаф! Асмунд!

Здоровяки шагнули вперед.

– Сторожите наверху! Рагнар и Бёдвар – со мной!

Не проронив больше ни слова, он наклонился и нырнул в нору. Халли Челнок отправился за ним. Исландец не отличался высоким ростом и поэтому лишь наклонился, но норвежцам пришлось согнуться в три погибели. Похоже, те, кто рыл этот ход, не распространяли свое гостеприимство на людей.

Вратко захотелось выругаться. Так, чтобы у всех уши в трубочку свернулись. Но в присутствии королевны он не решился сквернословить. Лишь топнул ногой и изо всех сил мазанул кистенем по склону. Взметнулся вихрь желтовато-коричневого песка вперемешку с дресвой. Отлетели и медленно опустились на землю искалеченные «елочки» вереска.

– Не бери в голову. Оно тебе надо? – пробасил Олаф и опасливо покосился на вход.

Словен вспомнил, что великан, не уступающий силищей матерому медведю, до смерти боится нечисти. Он предпочел бы в одиночку рубиться со всем войском короля саксов, чем повстречать ожившего мертвеца, пускай и безобидного. А кто знает, чего ожидать внизу? Вот и Халли намекал…

Новгородец улыбнулся своим мыслям. Посмотрел на Марию, которая неотрывно следила за норой. Точь-в-точь лайка, охотящаяся на лису. Асмунд благоразумно зашел между нею и провалом. Вроде бы как с целью защитить, если оттуда что-то вырвется, но на самом деле он готовился перехватить дочь конунга, когда та не выдержит и нарушит распоряжение Хродгейра.

Время тянулось томительно. Хуже всего – ждать и догонять, говорили старики на далекой родине. От скуки Вратко начал считать в уме. Когда-то это помогало ему успокоиться и отвлечься.

Над холмами свистел ветер. Шевелил вересковые «бороды» соседних пригорков, подбрасывал песок на проплешинах. Асмунд кряхтел и переступал с ноги на ногу. Олаф вытащил меч и задумчиво постукивал ногтем по лезвию. Вроде бы расслабленный и даже сонный, но Вратко чувствовал, что его приятель готов в любой миг вступить в схватку с неизвестностью.

Парень досчитал до ста, когда из норы, пятясь, выбрался Бёдвар. Он волок за руку безжизненное тело. Человеческое, одетое в грязную мохнатую шкуру. Измаранная кровью одежда и остекленевшие глаза не оставляли места для сомнений в смерти найденыша. Если судить по седине в растрепанных волосах и бороде, убитый должен был иметь взрослых детей. Вот только рост подкачал. Стоя, он вряд ли достал Вратко макушкой до подбородка.

– Кто такой? – спросил новгородец.

– Откуда мне знать? – Норвежец оттащил труп в сторонку. Подумал и поправил ему руки, сложив ладони на груди.

– Мне туда нужно… – сдавленным голосом произнесла Мария.

– Нет, дроттинг, – покачал головой викинг. – Пока нельзя.

И снова скрылся под землей.

Вратко подошел к мертвецу. Еще раз подивился малому росту.

Что за народ такой?

Лицо смуглое, но на купцов с юга не похоже. У тех лица отличались породистостью и особой красотой – тонкие носы с горбинкой, ухоженные бороды, белые зубы. У этого же – низкий лоб и тяжелые надбровные дуги, борода густая, курчавая, до самых глаз, а зубы кривые и желтые. Словно зверь какой-то… Из рукавов бесформенного одеяния торчали мосластые запястья, а широкие ладони с черными обломанными ногтями подходили не воину, а работяге – ремесленнику или селянину. Порток на убитом не было. Вместо них его ноги до колен защищала меховая юбка, а голые лодыжки покрывали густые черные волосы, напоминавшие шерсть.

Карлик умер от страшной раны. Чей-то меч или топор рассек ему туловище от левой ключицы до грудины.

– Чудно2й какой… – протянул Олаф. – Никогда такого не видал.

– Я тоже, – отозвался Вратко. – А уж у нас, в Новгороде-то…

Он хотел сказать, что перевидал на своем недолгом веку немало выходцев из разных уголков земли, но тут из норы показалась туго обтянутая кожаными штанами задница Халли. Исландец бурчал, поминая вполголоса тролльи потроха и сусликов, устраивающих жилище под землей.

Он тоже тащил мертвеца. Женщину. Ее седые волосы, напоминавшие паклю, слиплись от крови. Бурые, запекшиеся потеки скрывали черты лица.

– Много там еще таких? – Асмунд взял убитую за вторую руку, помог уложить ее рядом с первым трупом.

– Хватает, – коротко ответил Халли. Мотнул головой, показывая на выбирающегося с новым телом Хродгейра.

Черный Скальд измарал в крови чистую куртку, а потому хмурился – туча тучей.

Вратко кинулся ему помогать. Когда пальцы словена обхватили запястье бездыханного старика, парню показалось, что в карлике еще теплится жизнь.

– По-моему, он не умер! – воскликнул новгородец.

– Да? – Хродгейр с сомнением покачал головой. – Все равно умрет.

В его словах крылась правда. Косой удар меча снял старику кожу со лба до середины темени. Виднелась желтоватая кость, покрытая сгустками крови. Лоскут кожи с жесткими волосами свисал на ухо, вызывая сострадание, смешанное с омерзением.

Норвежец вернулся в подземелье, а Вратко попытался облегчить страдания раненому. В том, что он не мертвец, парень убедился, нащупав едва-едва бьющийся живчик около острого, заросшего кадыка. Хорошо бы послушать сердце, но словен не смог пересилить отвращение, внушаемое смрадом плохо выделанных кож и немытого тела. Как же ему помочь? Парень попытался прилепить срезанный лоскут кожи на место. Карлик слабо дернулся и застонал.

– Кто вы? – наклонившись к оттопыренному, заостренному уху, спросил Вратко. – За что вас убивали? – Не услышав ответа, повторил. Медленно, раздельно: – Кто. Вы. За. Что. Вас. Убивали.

Старик молчал, со свистом втягивая воздух.

– Не трогал бы ты его… – послышался из-за спины голос Асмунда. – Я знаю воинов, которые выживали после таких ран. Но он слишком стар и немощен.

На взгляд Вратко, коротышка слабаком не был. Ни в коей мере. Мало ли что борода седая! Зато плечо под одеждой крепкое, словно узловатый корень – никакой тебе старческой немощи.

– Пропустите меня! – Мария опустилась на колени рядом с раненым, взяла за руку. Замерла, закрыв глаза.

«Неужто кроме прорицаний она еще и врачевать может? – подумал новгородец. – Без снадобий, без заговоров, одной только силой воли»… В детстве ему доводилось слышать о бабке-знахарке, исцелявшей тех, от кого давно отвернулись лекари. Ее боялись, за глаза называли колдуньей, за спиной плевались от сглаза, но все равно, когда приходила нужда, бежали к старухе, падали в ноги, просили помощи. Правда, за три года до рождения Вратко знахарка померла, но воспоминания о ее искусстве жили в народе. Она могла выгнать кровохарканье, пристально посмотрев в глаза, сращивать изломанные кости наложением рук, помогала роженицам одним присутствием и тихой улыбкой.

– Ему очень больно… – тихо, словно опасаясь причинить карлику еще большее страдание, проговорила королевна. – Он не может ни о чем думать, кроме своей боли.