а в прорезях окна занимался тусклый день. Студеный ветер шевелил его волосы, и где-то вдали ворчал гром.

Он надел холодную серебряную цепь снова себе на шею и замер, сжимая камень обеими руками и дрожа в наплыве эльфийских воспоминаний – в том числе о старых распрях с госпожой теней. И мужество, казалось, вытекло из Кирана сквозь раны, оставленные псами в его душе. Он знал, что стал увечным, и это навсегда – хоть его увечье не видно другим, сам он не в силах будет позабыть об этом. И камень должен быть всегда при нем, чтоб охранять его, а власти в нем больше, чем в самом Киране. Руки, сжимающие дар Ши, оледенели, и согреть их было не так-то просто – они были смертными, а драгоценность хранила память о тех, кто не любил людей.

Наконец он шевельнулся, услышав, что замок ожил, почувствовав, как перекликаются голоса друг с другом, обычные голоса, возвращая Кирана к миру, который был теперь не совсем его. Он встал, стуча зубами, натянул штаны и подошел к окну, обняв себя руками. Сквозь прорези были видны грязный холм, край леса, мокрая листва и серое небо. Штурмующие ничем не давали о себе знать, если не считать того, что он уже видел накануне. Дождь моросил. Киран отвернулся в поисках рубахи и остальной одежды. Он спрятал камень за воротник и зашнуровал его, чтобы тот был не виден. Теперь он едва ли осмелится расстаться с этим даром… до конца своих дней.

XV. Об огне и железе

Дамы собрались в главном зале, чтобы приветствовать его – и Мередифь, и Бранвин со служанками; и два пажа остались, чтобы прислуживать им. Киран прошел между ними в надежде найти место у очага и получить кусок хлеба; но стол был накрыт, и он расслышал, как госпожа Мередифь велела принести кашу. Паж бросился, как мышь, исполнять поручение, в дверях столкнувшись со Скагой, который всем кивнул.

– Все тихо, – сообщил Скага.

Его сообщение не вызвало радости, и Киран тоже нахмурился, прикидывая, как скоро враг обрушится на них с удвоенной силой. Возможно, неприятели не хотели атаковать в дождь. А может, они замышляют что-нибудь другое – мелькнула мысль, ибо пустой желудок делал Кирана тревожным. Вдруг что-нибудь случилось с королем – какая-нибудь хитрость, заранее заготовленная ловушка? Король, Дру и его отец должны вот-вот подойти. Они должны сделать что-нибудь, дать о себе знать.

А может, они уже что-то предприняли и потерпели поражение, пока Киран спал в Элде, – вот эту мысль было не так-то просто отогнать. Им могла помешать засада в горловине долины. Разорение перед стенами Кер Велла было столь же опустошительным, как и при Дун-на-Хейвине, и он не мог решить, было ли войско неприятеля бо́льшим, чем они считали, и успел ли он объединиться с силами, бежавшими из Дун-на-Хейвина.

Он выбрал место, куда указала госпожа Мередифь, сидящая сейчас во главе стола, – справа от нее, а Бранвин села слева от матери. И Скага сел, и прочие, но много мест осталось пустовать – трапеза в замке во времена затяжной войны, когда его хозяина и юных воинов нет. Арфист, пришедший позже, тоже сел за стол; здесь были вдовствующая пожилая госпожа Бевин и Марна всего лишь двенадцати лет – робкое бледное дитя, молчащее в присутствии старших. И зал в Кер Донне невольно возник в памяти Кирана – лица родителей и смех слуг, и радостные шумные утра, он сам и суровый Донкад, вечно в каких-то дружеских пререканиях из-за мелочей. Но сегодня утром в том зале тоже стоит тишина.

– Ты плохо спал, – промолвила красавица Бранвин, сидевшая напротив. И на лице ее отразилось беспокойство.

– Я спал, – ответил он, напрягая плечи; но камень тяжелым грузом давил ему на сердце. И его ответ, похоже, не удовлетворил тех, кто недоуменно смотрел на него. – Я проделал слишком долгий путь сюда. И видимо, усталость поселилась во мне.

– Ты должен отдохнуть, – промолвила госпожа Мередифь. – Скага, не беспокой его сегодня.

– Он пусть отдыхает, – проворчал в ответ Скага. – Жаль только, что остальные к нам не торопятся.

Подали кашу. Киран начал есть – маленькие привычные движения, позволявшие ему молчать. В нем и вправду все занемело, он даже испугался на мгновение, что начнет проваливаться в иной мир – так далеко он был в своих мыслях. Какое смятение охватило бы всех, если бы он вдруг начал таять!

И в этой домашней обстановке Киран снова вспомнил о доме и друзьях. О предстоящих встречах с отцом и матерью, с Донкадом – теперь, когда он навеки скован эльфийским камнем, когда он знает все о прошлом, которое Кер Донн старался не вспоминать. Теперь он никогда уже не сможет спокойно смотреть на фермерские дозоры против волшебного народа, не чувствуя угрозы, нависающей над ним; никогда не сможет взирать на горные развалины над Кер Донном, не вспоминая, какими они были когда-то, до прихода человека; не сможет гулять по склонам, забыв об иных далях и зная, какие гнусные твари роятся под ними, никогда по-настоящему не исчезавшие с лица земли. Но хуже всего было снова встретиться с отцом и Донкадом, зная то, о чем они и не догадываются, что их связь с теми, кто таится, прозябая, в отрогах холмов, куда как ближе, чем они думают; и вглядываться в их лица, и гадать, всегда ли облик соответствует сути.

Гибельной Донкад назвал долину – но ему теперь придется жить бок о бок с врагом, преследующим любого человека, как тень, который забрал бы Кирана целиком, если бы тот расстался с камнем.

Затем Киран оглядел лица обитателей Кер Велла, которые вели ту же войну, что и он, только без защиты, даруемой камнем, – враг у них был общий. Вчера за стенами крепости Смерть охотилась за душами. «Разве не все мы ранены? – думал он. – И неужто я трус лишь оттого, что взор мой проклят видеть ее приближение?»

Камень горел на груди Кирана.

– Будь мудр, – донесся до него шепот. – О, будь мудр. Еще до того как она стала твоим врагом, она была моим врагом. Ей нужен кто-то из эльфийского рода. Меня она ждала долго… а сейчас идет за тобой. Твоя судьба иная, чем у них. Тебе угрожает большая опасность.

Он прикоснулся к камню, моля, чтобы шепот затих. «Я – человек», – повторял он снова и снова, ибо глаза застилала зеленая дымка, а голоса людей за столом долетали до него словно издали.

– Тебе плохо? – спросила госпожа Мередифь. – Господин Киран, все ли с тобой хорошо?

– Рана, – ответил он, почти не солгав, и добавил: – Старая.

– Дождь, – заметил Скага. – У меня