— Так и мне тоже, — кажется, батя не видел смысла в подобных разговорах; слишком уж всё очевидно.

— Как по мне, такое оскорбление нельзя спускать. Как думаешь?

— Нельзя, конечно.

— И что бы ты сделал, если бы Сонькин муж заявился к нам в дом?

— Я? — батя всерьёз задумался и в этой своей задумчивости молча прошёл половину лестничного пролёта. — Слушай, Ярик, ну давай честно. Вряд ли я что-то смогу сделать магу, да ещё и аристократу. Но я бы обязательно попытался задушить эту сволочь, — батя жестами показал, как именно собирается душить Шаховского. — Клянусь, попытался бы. Убил бы гадину собственными руками!

— Во-о-о-от, — протянул я. — То есть это нормальная реакция разгневанного родственника?

— Ну конечно!

— В таком случае у меня для тебя сюрприз…

Честно говоря, я затруднялся предугадать реакцию моего родителя на труп в ванной. В итоге всё прошло несколько сумбурно, но… нормально.

Настолько нормально, насколько это вообще возможно в такой ситуации.

Да, сперва он испугался и даже пометался по квартире, но успокоился очень быстро. Сначала стал юморить, — видимо, сработала защитная реакция, — ну а затем вдруг принялся накидывать такие идеи, что у меня опять появились вопросы насчёт его прошлого.

У меня даже сложилось впечатление, что избавляться от тел было его маленьким хобби.

— Здесь чем наглее — тем лучше, — сказал батя со всей серьёзностью. — Выкинем его из окна, а полицейским скажем, что он пришёл извиняться перед Соней. Пришёл, дверь нам сломал, истерику устроил, а когда та его послала, стал шантажировать самоубийством, полез на подоконник, оступился и вот.

— А что⁉ Нормально! — поддержал Лёха, напяливая кухонные прихватки.

— Нет! — мозг Романа Романовича набирал обороты. — На станцию вчера приехал цирк. Обольём его водкой, проберёмся в шатры и кинем в клетку к тиграм!

— А водкой-то зачем обливать?

— Ну как? Как будто бы он пьяный был.

— Тоже вариант!

Пока мы с Костей ходили в клуб, брат успел приготовить шарлотку. Честно говоря, я уже давно начал подозревать Лёху в уникальных магических способностях. Никто и никогда не видел, как он готовит; все заставали лишь сам результат готовки. Эдакий брат-самобранец.

— А может его кислотой залить? А, бать? — спросил Лёха, открыв духовку и прищуриваясь от пыхнувшего в лицо жара; кухня тут же наполнилась сладкими яблочными ароматами.

— Не-не-не, не надо. Кислота скорее нашу ванну разъест, чем его. Да и вонь наверняка будет жуткая, замучаемся соседям объяснять.

Батя проследил за тем, как Лёха вытащил шарлотку и накрыл её сверху сырой тряпочкой.

— Я тут знаешь, что вспомнил?

— Что, бать?

— Я когда маленький был, лягушек в муравейник кидал. Через пять минут только косточки оставались. И вот что я думаю: а может быть…

— Давайте для начала просто запихнём его в морозилку, — сказал я. — Чтобы не завонял. А потом уже спокойно решим, что делать.

— Тоже дело.

— Ну вот и займитесь, значит. А я к Соньке…

Пока шарлотка отдыхала, батя, Лёха и Костян занялись установкой морозилки. На кухню она, само собой, не влезла, так что пришлось тащить её в нашу комнату. Да и тут место нашлось только по центру, так что теперь наверняка будем об неё постоянно биться.

Ну а я тем временем нагрянул в «девчачью» комнату и сменил Шизу на посту психотерапевта. Шиза унюхала вкусняху и убежала, с радостью оставив нас наедине.

— Ну ты как? — я присел рядом с Соней.

— Да как я? — сестра слабо улыбнулась. — Хреново я.

Затем она помолчала, но… недолго. Разговаривать Соньку не пришлось, она прорвалась самостоятельно:

— Я дура, понимаешь? — начала она. — Я ведь не о Кристофере скорблю. И мне даже не стыдно за то, что я о нём не скорблю.

Уже хорошо, — подумал я. Не винить себя за то, что не чувствуешь что-то, что по идее должен чувствовать и наоборот — хорошая черта. Здоровая, правильная. Потому что никому ты нихрена не должен, если разобраться.

— Так, — кивнул я.

А Соня начала страстно рассказывать мне о том, что несмотря на несколько лет замужества они так и не стали близкими людьми. Общение не складывалось. Времени совместно они не проводили, общих интересов не имели совсем. Ну а после того, как Шаховский начал распускать руки, Соня и вовсе возненавидела урода.

То есть… по сути, всё это мы обговорили ещё вчера.

— Так а в чём тогда проблема? — спросил я.

— Проблема в том, что я дура. И буду теперь расплачиваться за это всю жизнь, — глаза у Сони стали стремительно мокнуть. — Жила я, жила, ничего кроме Мытищ не видела, а тут вдруг появляется он. Парень из баронского рода, который обещает мне хорошую жизнь и рисует всякие красивые картинки. А оправдаться тем, что я была молодая и глупая нельзя. Ну… молодая — да, но ведь не глупая, Ярик. Я ведь сразу чувствовала, что всё это обман. Я ведь знала, что всего нужно добиваться своим трудом и лёгких путей не бы…

— Воу-воу-воу! — я приобнял сестру за плечо и немножечко встряхнул. — Ты меня вчера вообще слушала? Во-первых, лёгкие пути бывают. И они, как правило, самые верные. Вот только тот путь, который ты выбрала с Шаховским, он не лёгкий, а… э-э-э… мутный. И разница в этих понятиях огромна. А во-вторых, я что-то не понял, с какого хрена ты будешь за что-то расплачиваться всю жизнь?

— Ну так я же вас подставила, получается. Его же теперь будут искать, а когда найдут…

— Никто никого не найдёт, — твёрдо и уверенно ответил я. — Батя уже муравейник присматривает, чтобы от него избавиться.

— Э-э-э… что? —