сугробы чуть ли не до окон первого этажа, а в остальное время буйствовало сорное разнотравье.

Лопухи, репьи, одуванчики, и прочие милые сердцу травки-муравки.

Мы с пацанами частенько разгоняли о том, что внутренний двор нашей школы — идеальное место для селекции какой-нибудь краснокнижной дичи. Ну или для реалити-шоу про выживание. Правда, для очень сурового шоу. Ведь помимо того, что тебе нужно прокормиться за счёт нехитрой флоры и залётных голубей, за тобой ещё со всех сторон наблюдает злобная школота.

Так вот…

Со двором понятно.

Внутри школы на каждом этаже непрерывным кольцом шёл коридор, а вдоль коридора классы. И между ними, — классами и коридором, — находились стеклянные перегородки. Короче говоря, уж чего-чего, а освещения у нас в школе хватало. И если ты внезапно решил свалить с уроков, то чтобы не спалиться, тебе приходилось перемещаться либо ползком, либо гусиным шагом.

Ну а учителя, чтобы уединиться на заслуженный обед и хоть ненадолго получить возможность не видеть наши рожи, завешивали перегородки жалюзи. Их-то сейчас и опустила Сергевна.

— Ярослав, нам нужно поговорить, — географичка была сурова как никогда, и даже оделась не так вызывающе, как обычно.

— Давайте поговорим, — согласился я.

— Нам нужно обсудить то, что случилось вчера и расставить все точки.

— Ну а что там обсуждать? Мне всё понравилось, — честно сказал я. — Особенно, когда вы задирали ногу на…

— Апраксин! — Сергевна ударила ладошкой по столу и резко покраснела. — Скажи мне главное: ты уже рассказал кому-нибудь о чём-нибудь?

— Нет.

— Ты уверен?

— Лариса Сергеевна, я уверен. Подумайте сами, если бы кому-нибудь из моих дорогих одноклассников стало известно, что я имел близость с секс-символом нашей школы, то как вы думаете: они смогли бы себя сдержать? — спросил я и сам же ответил:

— Нет. Не смогли бы. И в таком случае весь сегодняшний урок вы слушали бы смешки, перешёптывания и остроты среднего пошиба. Да и вообще! — тут я возмутился. — Неужели я похож на человека, который хвастается своими победами⁉ Я так-то джентльмен! Из Мытищ, конечно, но всё равно.

— Понятно, — кажется, с плеч Сергевны прямо сейчас свалился тяжеленный камень. — А ты можешь и впредь никому ничего рассказывать?

— Легко.

— Э-э-э, — потерялась географичка. — Правда?

— Ну да.

— Э-э-э… Спасибо.

На несколько секунд повисло молчание. Перемена шла полным ходом и из коридора до нас доносились визги и смех. А ещё частый топот младшеклассников, на звук чем-то неуловимо напоминающий забег ёжиков.

Казалось бы, наш разговор уже успел себя изжить, ан-нет. Лариса Сергеевна продолжила:

— Ты же понимаешь, что моей репутации может прийти конец? — спросила она.

— Понимаю, — кивнул я.

— Понимаешь, что это может поставить крест на всей моей карьере?

— Понимаю.

— И если в личном деле меня пометят, как растлительницу учеников, то я больше никогда и нигде не найду работу?

— И это тоже я прекрасно понимаю, Лариса Сергеевна, — в который раз повторил я. — Не волнуйтесь.

— А ты понимаешь, что у наших с тобой отношений нет будущего?

О как! Куда это нас вдруг понесло? Какие ещё, нахрен, отношения?

— Как скажете, Лариса Сергеевна, — в очередной раз согласился я.

— А-а-а-а, — протянула географичка. — Э-э-э…

Бедняга опять потерялась. Разговором она явно не управляла и вот уже второй раз в этой красивой головушке возник некий диссонанс. И видимо, сейчас по её представлениям я должен был начать протестовать, рвать волосы на голове и жопе, и клясться ей в вечной любви.

— Ну я пойду? — спросил я.

— Погоди, Апраксин! Не знаю, что ты себе сейчас нафантазировал, и даже представить не могу, что ты чувствуешь…

— Да ничего я особо не…

— … но это пройдёт.

Кажется, Сергевна репетировала эту речь, а потому не стала прерываться чтобы послушать мой ответ и просто продолжила тараторить дальше:

— Мальчики часто влюбляются в своих преподавателей, и это нормально.

— Да ни в кого я не влюблялся, мы же с вами просто…

— И гормоны в твоём возрасте бушуют так, что иногда просто невозможно сохранить трезвый рассудок. И потому, Ярослав, мне абсолютно необходимо удостовериться в том, что ты не наделаешь глупостей.

— Чего? — нахмурился я. — Каких глупостей?

— Ярослав, я прошу тебя быть умнее, — Сергевна уставилась мне прямо в глаза. — Да, будет трудно. Да, будет больно. Но я очень надеюсь, что ты найдёшь в себе силы это перетерпеть. Знаешь, какой совет я могу тебе дать?

— Да не надо мне никаких…

— Хорошенечко присмотрись к своим сверстницам. Быть может, в классе или в параллели есть девочка, которая тебе нравится? Присмотрись, Ярослав.

— Спасибо, Лариса Сергеевна, — сказал я и встал с места. — Так и сделаю.

— Погоди! — нахмурилась географичка. — Сядь. Так вот. Быть может сейчас тебе кажется, что я для тебя слишком старая, но поверь, что вот уже через пару лет эти условные границы сотрутся и…

— Лариса Сергеевна! — я наконец-то смог до неё докричаться. — Напоминаю, что я мытищинский джентльмен, и не могу оперировать по отношению к женщине такими словами, как «старая». Ну а тем более по отношению к вам. Вы фертильная самка в самом расцвете сил, сочная как сок, и все вас хотят. Но будущего у нас нет, я это понимаю, принимаю и самоубиваться не собираюсь. Можно я пойду уже?

— Погоди…

Да что ж такое-то⁉

— Наверное, ты что-то хочешь взамен за своё молчание?

— Нет, Лариса Сергеевна. Шантаж — удел шантажистов, а я вовсе не такой.

— А хочешь пятёрку в год по географии?